А в ту первую ночь я тоже лежала без сна, и мои мысли неизменно вертелись вокруг императора Сянь Фэна. Интересно, ему хорошо сейчас с Нюгуру? А когда наконец он призовет меня? Мне стало холодно, и я вспомнила, как Ань Дэхай говорил, что с обогревом моей кровати возникли трудности, жаровня под ней плохо работала. По словам Ань Дэхая, это происки главного евнуха Сыма и намек, что если я не буду посылать ему регулярно хорошую мзду, то не видать мне и хорошей жизни во дворце. Зимой я буду дрожать от холода, а летом задыхаться от жары. Вот так его намеки воплощаются в жизнь.
— Раз уж вы всего лишь одна из трех тысяч императорских наложниц, моя госпожа, — сказал Ань Дэхай, — то без главного евнуха вам все равно не обойтись.
Я не видела особой проблемы в том, что моя кровать нагрета не до императорских стандартов. Однако нельзя было упускать из виду главную цель — стать императорской фавориткой. Только таким путем я смогу завоевать себе уважение и высокий статус при дворе. Ради этого все средства были хороши, и нельзя было пренебрегать ни одним из них. В скором времени мне должно было исполниться восемнадцать лет. В императорском цветнике восемнадцатилетний цветок считался уже увядающим.
Я старалась не думать о том, чего на самом деле я хочу от жизни. Я встала и переписала из книги одно стихотворение:
7
Первый месяц моего пребывания во дворце пролетел быстро. Каждое утро я просыпалась и находила рядом с собой кошечку Снежинку. Постепенно я очень привязалась к этому нежному созданию. Распорядок дня теперь был мне известен до мелочей. Я знала: новый день снова будет днем ожидания и надежды, что Его Величество меня наконец посетит.
Ань Дэхай посоветовал мне найти себе какое-нибудь занятие, чтобы дни не тянулись так долго. Со своей стороны, он предлагал вышивание, рыбную ловлю и шахматы. Я выбрала шахматы, но после нескольких партий потеряла интерес к игре. Все мои слуги боялись играть со мной, как с равной, а в неравноправной игре для меня было что-то унизительное и обидное.
Мое внимание привлекли разнообразные часы, которые стояли и висели в комнатах и на дворцовых стенах по всему Запретному городу. Моими любимыми стали часы с дятлом. Сам дятел сидел внутри сделанного из керамики бревна и появлялся только для того, чтобы отбивать время. Я любила мелодичность его постукивания. А Ань Дэхаю больше нравились движения птичьего клюва, потому что они напоминали ему битье головой при поклонах. Будучи поблизости, Ань Дэхай всегда останавливался перед этими часами, чтобы проследить, как дятел будет «кланяться».
Еще я полюбила очень странные часы. Это была сложная конструкция соединенных между собой колесиков, которые располагались в прозрачной шкатулке, что позволяло наблюдать за их неустанной работой. Словно член дружной семьи, каждое колесико выполняло свои обязанности и ни разу не ошибалось, отсчитывая часы.
Я подолгу разглядывала дворцовые часы и размышляла о тех людях, которые их создали. Большинство из этих часов приехало в Китай из дальних стран. Это были подарки иноземных королей и принцев китайским императорам предыдущих династий. Богатый декор этих часов говорил о том, что их создатели очень любили жизнь, что казалось мне удивительным и заставляло сомневаться, так ли уж правдивы все истории о «диких варварах», которые рассказывают в Китае.
Но интерес к часам быстро прошел. Глядя на их размеренно движущиеся стрелки, я начала испытывать тоску. Мне казалось, что они движутся слишком медленно и что их надо поторопить. Я приказывала Ань Дэхаю прикрывать циферблаты какой-нибудь тканью и слышала, как он говорил, обращаясь к дятлу:
— На сегодня больше никаких поклонов.
Как-то раз я почувствовала себя усталой, еще не встав с постели.
— Хорошо ли почивала моя госпожа? — услышала я со двора голос Ань Дэхая.
Я села на постели и даже не удосужилась ему ответить.
— Доброе утро! — снова приветствовал меня евнух с широкой улыбкой на лице. — Ваши рабы готовы подать вам все для умывания, моя госпожа.
Утренний подъем был целым ритуалом. Я еще находилась в постели, а слуги уже устраивали перед моей кроватью парад из платьев. Из четырех десятков я должна была выбрать одно. Столько красивых платьев, думала я, но половина их них совершенно не соответствует моему вкусу. Потом точно так же я должна была выбрать туфли, головные уборы и украшения. Наконец я вставала с постели и отправлялась в соседнюю комнату, чтобы воспользоваться ночным горшком. Туда я шла в сопровождении служанок. Все просьбы оставить меня одну с самого начала не дали никакого результата, к тому же в них не было смысла, потому что все слуги были настолько вышколены, что в таких интимных ситуациях казались слепыми и глухими. Сама комната для интимных отправлений была очень большой и без всякой мебели. В центре ее стоял покрытый тонкой резьбой желтый горшок. Он был похож на большую тыкву. Здесь не было окон, так что запаху некуда было улетучиваться из этого закрытого пространства, зато по углам комнаты стояли зажженные светильники, а стены были зашторены занавесками в белых и голубых цветах.
В первое утро, после обильного ужина меня сильно припекало, но я не могла позволить себе торопливости. Я понимала, что даже туалет мне придется совершать в присутствии многих глаз. Служанки молили меня позволить им мне помочь, у одной в руках было мокрое полотенце, у другой — поднос с мылом, у третьей — стопка шелковой бумаги, у четвертой — серебряный умывальник. Еще две принесли по ведру с горячей и холодной водой.
— Поставьте все, что у вас в руках, на пол! — скомандовала я. — И убирайтесь вон!
Все в один голос пробормотали:
— Да, моя госпожа. — И никто не сдвинулся с места.
Я повысила голос
— Пойдет неприятный запах!
— Из вас не может пойти неприятный запах! — в унисон ответили они.
— Сделайте мне одолжение! — уже почти кричала я. — Вон!
— Ваш запах нам очень нравится, госпожа, — возразили они.
— Ань Дэхай!
В комнату вбежал Ань Дэхай.
— Да, моя госпожа?
— Сейчас же вызови главного евнуха Сыма и скажи ему, что мои слуги мне не повинуются!
— Это не возымеет никакого действия. — Ань Дэхай сложил ладони в форме трубочки и приставил их к моему уху, — Боюсь, что главный евнух Сым пальцем не пошевельнет, чтобы что-нибудь с этим поделать.
— Почему?
— Это закон императорского двора, чтобы жены императора обслуживались таким образом.
— Тот, кто ввел этот закон, был идиотом!
— О нет, моя госпожа, никогда не произносите таких слов! — Ань Дэхай был явно испуган. — Этот закон ввела Ее Величество великая императрица!
Я представила себе великую императрицу, сидящую на ночном горшке в окружении огромной свиты из служанок.
— Ее Величество, очевидно, считает свое дерьмо бриллиантовым, а запах от него — верхом изысканности. А может, у Ее Величества есть указания насчет количества, формы, длины, цвета и запаха дерьма?
— Прошу вас, моя госпожа! — Ань Дэхай не на шутку разнервничался. — Я не хочу, чтобы у меня и у вас возникли неприятности.
— Неприятности? Да я хочу всего лишь испражниться в одиночестве!
— Дело не в испражнении, моя госпожа, — прошептал Ань Дэхай так, словно рот его был полон каши.
— А в чем же тогда дело?
— Дело в милосердии, моя госпожа.
— Милосердии? При чем здесь милосердие? Разве кто-то может испражняться милосердно?
Потом согласно распорядку следовал макияж, намасливание и расчесывание волос, надевание и застегивание платья — длинная процедура, которая проводилась только для того, чтобы к полудню это платье снять, что было не только скучно, но и утомительно. Евнухи и служанки сновали вокруг меня взад-вперед с платьями, аксессуарами, украшениями, поясами и заколками. Я не могла дождаться, когда наконец эта процедура закончится. Я бы предпочла облачиться во все самой, лишь бы только слуги мне указали, где что лежит. Но у меня не было полномочий изменять дворцовые правила, и мне стало казаться, что дворцовая жизнь — это всего лишь череда четко разработанных деталей. В числе требующихся от меня здесь качеств, терпение стало для меня едва ли не главным.