От чувства безнадежности я закоченела еще больше и по-прежнему не могла найти нужных слов.
— Главный евнух Сым ждет за дверью, — продолжал Его Величество. — Я его сейчас позову, и он тебя унесет. — Он сделал движение по направлению к двери.
И тут я позволила своей природе развернуться на полную мощь. Безнадежность воспламенила мои бойцовские качества, и внезапно весь мой страх куда-то исчез. Перед моим мысленным взором возникла веревочная петля, свешивающаяся с перекладины императорского дворца. Она раскачивалась и плясала, словно лунная богиня. О радости по поводу неожиданно вернувшегося самообладания я едва не вскрикнула. Я решительно встала с постели и натянула на себя приготовленную для меня сорочку.
— Желаю вам доброй ночи, Ваше Величество! — сказала я и направилась к двери.
Будь я старше или хотя бы опытнее, я бы наверняка такого себе не позволила. Однако я была молода, и кровь во мне кипела и клокотала. Ситуация довела меня едва ли не до умопомрачения. Сознание того, что за мое поведение я буду подвергнута суровому наказанию, только подзадоривало меня еще сильнее: мне хотелось отыграть свой последний акт по-своему.
— Стой! — остановил меня из-за спины возглас императора. — Ты только что нанесла оскорбление Сыну Неба!
Я повернулась и увидела на его лице усмешку.
— Если вы желаете меня наказать, — сказала я, стоя в гордой позе, — то прошу вас исполнить мое последнее желание: будьте милосердны и покончите со мной как можно быстрее.
Говоря это, я завязывала шнурки своей рубашки. А чего еще мне было ждать? Переселившись в Запретный город, я перестала быть обычным человеком. Интересно, какой будет реакция Большой Сестрицы Фэнн, когда она узнает, что я обращалась к Сыну Неба, как к простому смертному? Представив себе ее лицо, я улыбнулась. Вот уж кто-кто, а она начнет плести истории о «легендарной Орхидее» до тех пор, пока у нее типун на языке не вскочит.
Едва ли не с вызовом я сказала Его Величеству, что готова к тому, чтобы за мной пришли евнухи.
Сянь Фэн даже не пошевельнулся. Казалось, эта ситуация его удивила. Но его чувства больше не имели для меня никакого значения. Все надежды на вожделенный успех улетучились окончательно. Душа моя была совершенно свободна.
— Знаешь, ты меня заинтересовала, — сказал император, и по его губам проскользнула насмешливая улыбка. Очевидно, таков был императорский стиль утонченного мучительства. — Скажи, что ты раскаиваешься в содеянном. — Он подошел ко мне едва ли не вплотную. И взгляд его не показался мне суровым. — Впрочем, — сказал он, — теперь уже поздно выражать сожаление. Все мольбы бесполезны. У меня нет настроения быть милосердным. Ни на йоту. Всякое милосердие во мне давно иссякло.
Именно за это я тебя и жалею, подумала я. Но невысказанные слова ясно отпечатались в моих глазах. Какое счастье, что я не на месте императора! Он может приказать меня умертвить, но относительно самого себя он такой приказ отдать не может. Что же представляет собой в таком случае его власть? Да он просто заложник самого себя!
Его Величество настаивал на том, чтобы я открыла ему свои мысли. С минуту поколебавшись, я решила повиноваться. Я сказала, что мне его жалко, хотя на первый взгляд он кажется могущественным. Я сказала, что это вовсе не доблесть — показать свою власть над неравным себе, а над такой ничтожной рабыней, как я. Я сказала, что не буду его проклинать, когда пойду на смерть, потому что вижу, как ему нужен кто-то, на ком можно сорвать раздражение, и наложница в этом смысле — самый подходящий объект.
Говоря это, я ожидала, что он вот-вот вспылит по-настоящему. Сейчас он призовет евнухов, которые выволокут меня вон из царских покоев, а там стража без разговоров проткнет меня своими мечами. Но Его Величество поступил прямо противоположным образом. Вместо того чтобы разгневаться, он вдруг успокоился. Казалось, мои слова ему понравились. Теперь лицо его мне показалось маской, которую вылепил плохой скульптор: он собирался придать ему веселое выражение, а получилось грустное.
Его Величество медленно сел на край кровати и жестом пригласил меня сесть рядом. Я повиновалась. С улицы слышался громкий стрекот сверчков. Лунный свет проникал в комнату, отчего на полу шевелились тени от листьев магнолий. Я чувствовала себя как-то странно умиротворенной.
— Ты не против какого-нибудь простого разговора? — спросил он.
Мне не хотелось отвечать на такой вопрос, и я промолчала.
— Ты больше ничего не хочешь мне сказать?
— Я все сказала, Ваше Величество.
— Ты... ты улыбаешься!
— Вам это кажется непозволительным?
— Нет. Мне это нравится. Продолжай улыбаться... Ты слышишь, что я приказал?
Вместо ответа я почувствовала, как улыбка сползает с моего лица.
— Что случилось? Куда исчезла твоя улыбка? Верни ее назад! Я желаю снова видеть улыбку на твоем лице! Это моя улыбка. Верни ее сейчас же!
— Я стараюсь, Ваше Величество.
— Но ее нет! Ты украла мою улыбку! Как ты смеешь...
— Посмотрите, а эта вам понравится, Ваше Величество?
— Нет, это совсем не та улыбка. Это усмешка. Причем отвратительная. Может быть, тебе помочь?
— Да.
— Скажи мне, что для этого нужно сделать?
— Пусть Ваше Величество соблаговолит назвать мое имя.
— Твое имя?
— Вы знаете, как меня зовут?
— Что за дурацкий вопрос. Разумеется, не знаю.
— Я ваша супруга четвертого ранга.
— Неужели?
— Так как же меня зовут, Ваше Величество?
— Может быть, ты соблаговолишь мне напомнить?
— Соблаговолю? Найдется ли в этом городе еще хоть один человек, который имел счастье услышать из уст Его Величества «Не соблаговолишь ли ты?»
— Так как же твое имя? Скажи!
— К чему такое беспокойство?
— Его Величество желает испытать беспокойство!
— Лучше я воздержусь. Мое имя станет для него причиной ночных кошмаров.
— Каким образом?
— Вряд ли из меня получится доброе привидение. А злое привидение имеет обыкновение являться после смерти. Вам наверняка это должно быть хорошо известно.
— Понятно.
Он встал и босиком подошел к столу. Там, на золотом подносе, лежала бамбуковая палочка с моим именем.
— Госпожа Ехонала, — прочитал он. — А как называют тебя в семье, Ехонала?
— Орхидея.
— Орхидея, — повторил он несколько раз и бросил палочку обратно на поднос. — Ну что ж, Орхидея, может быть, ты попросишь меня даровать тебе последнее желание?
— Нет, я хочу распроститься с жизнью как можно быстрее
— Я уважаю это желание. Что-нибудь еще?
— Нет.
— Ну, вот и хорошо, — сказал император. — Может, перед смертью ты захочешь узнать, как ты сюда попала? — Несмотря на желание казаться строгим, я заметила у него на губах улыбку.
— Пожалуй, я не буду возражать.
— Все началось с того, что главный евнух Сым рассказал мне историю... Иди сюда, Орхидея, ляг рядом со мной. Ничего страшного в этом нет, не правда ли? Может быть, это поможет превратить тебя в доброе привидение.
Я вскарабкалась на постель, при этом рубашка завернулась вокруг моего тела.
— Знаешь что? Сними это. — Император указал пальцем на рубашку.
С трепетом я обнажилась перед Его Величеством. Что за странную игру мы здесь ведем?
— Это история о императоре Ю Ди из династии Хань,[9] — с чувством начал свой рассказ император. — Как и у меня, у него были тысячи наложниц, которых он никогда в жизни не видел. У него хватало времени только на то, чтобы отбирать их по портретам, которые рисовал для него придворный художник. Наложницы задабривали художника многочисленными подарками, только чтобы он изобразил их как можно привлекательнее и желаннее. Самой хорошенькой из всех наложниц была восемнадцатилетняя девушка по имени Ван Чаочун. Она обладала сильным характером и не верила в подкуп. Она решила, что будет лучше всего, если художник изобразит ее такой, какая она есть на самом деле. Но тот, разумеется, нарисовал вместо нее настоящую образину. Портрет ни в малейшей степени не передавал даже отблесков ее красоты. Результатом стало то, что император Ю Ди ее отверг.