— В те дни, — продолжал Сянь Фэн, — ко двору прибывала многочисленная знать, чтобы выразить свое почтение императору, и среди них великий хан Шань Гу, стоящий во главе гуннов-туркоманов. Желая укрепить связи с могущественным соседом, император Ю Ди предложил ему в жены одну из своих наложниц. Выбор пал на Ван Чаочун, которую сам император никогда в жизни не видел.
Когда невеста пришла к нему для церемониального прощания, он был поражен ее красотой. Он и не знал, что в его гареме живет такая исключительная красота. Он пожелал овладеть ею немедленно, но было поздно — Ван Чаочун ему больше не принадлежала. Сразу же после отъезда своей бывшей наложницы император приказал обезглавить придворного художника. Но это его мало успокоило. Он навеки остался пленником далекой красавицы, до конца дней сожалея о своем несостоявшемся счастье.
Тут император Сянь Фэн многозначительно взглянул на меня.
— Я вызвал тебя потому, что не хотел уподобляться Ю Ди и нести груз сожалений до конца своих дней. Ты действительно красива, как описал тебя главный евнух Сым. Ты — перерожденная Ван Чаочун. Но Сым забыл мне сказать, что ты к тому же дама с характером. Ты гораздо лучше, чем этот чай из апельсиновой корки, которым они меня пичкают. Может быть, этот чай действительно полезен и изыскан, но мне его вкус не нравится. Впрочем, в последнее время мне ничего не нравится. Очевидно, появись сейчас передо мной живая Ван Чаочун, я бы тоже не смог ею насладиться. И насчет тебя у меня есть те же серьезные сомнения. Боюсь, что все мои мысли сейчас заняты только одним — неумолимо скукоживающейся картой Китая. Враги наступают со всех сторон. Они взяли меня за горло, плюют в лицо. Я словно побитый и подстреленный зверь. Как могу я сейчас спать со своими наложницами, когда меня постоянно преследуют кошмары, самые худшие из всех, какие только могут выпасть на долю мужчины? Я не способен произвести наследника. Между мной и евнухом сейчас нет никакой разницы.
Он начал смеяться. В его смехе чувствовалась непередаваемая горечь. Я поняла, о какой карте он говорит. Эта была та самая карта, которую показывал мне когда-то отец. Вообще, этот человек во многом напоминал мне отца, который так же безнадежно пытался вернуть былую славу и честь маньчжуров, а кончил тем, что был смещен со своего поста. Стыд, которым мучился сейчас Его Величество, был мне хорошо понятен. Тот же самый стыд убил когда-то моего отца.
Я посмотрела на Сянь Фэна и подумала, что вот передо мной настоящий человек знамени. Он прекрасно мог махнуть на все рукой, заняться своим садом или наложницами, но честь государства оказалась для него дороже всего, и беспокойство по этому поводу довело его до импотенции.
Весь мой страх куда-то улетучился, ему на смену пришло желание успокоить этого доблестного и несчастного человека. Я встала на колени и по-матерински прижала его голову к своей груди. Он не сопротивлялся, и в такой позе мы просидели довольно долго.
Потом он вздохнул и слегка отстранился, чтобы на меня взглянуть. Я схватила простыню, чтобы прикрыть голую грудь.
— Да брось ты, — сказал он, сбрасывая с меня простыню. — Мне очень нравится то, что я вижу.
— А как же мой смертный приговор?
Он слегка усмехнулся:
— У тебя есть шанс сохранить жизнь, если ты поможешь мне сейчас заснуть.
Кромешную тьму моей души внезапно прорезал луч солнечного света, и я улыбнулась.
— Вот и улыбка вернулась! — радостно закричал он, как ребенок, увидевший падающую звезду.
— Вашему Величеству хочется спать?
— Сейчас это для меня довольно трудное дело, — вздохнул он.
— Для этого нужно выбросить вон тяжелые мысли.
— Это невозможно, Орхидея.
— Но, может быть, Ваше Величество любит игры?
— Игры давно уже меня не интересуют.
— А знает ли Ваше Величество песню под названием «Радость встречи»?
— Это старая песня, еще периода Сунской династии?
— У Вашего Величества превосходная память!
— Должен тебя предупредить, Орхидея, что моей бессоннице пытались помочь множество докторов, и все они признали свое поражение.
— А можно, я возьму ваш кин?
Он потянулся, взял инструмент в руки и подал его мне. Я настроила струны и начала петь:
Император Сянь Фэн напряженно слушал песню и вдруг начал плакать. Потом попросил меня спеть что-нибудь еще.
— Будь ты актриса королевской труппы, я бы наградил тебя сейчас тремястами таэлями, — сказал он, взяв меня за руку.
И я снова запела. Мне больше не хотелось думать о том, как странно разворачиваются события этой ночи. Я уже спела «Прощай, Черная река» и «Пьяная наложница», но Его Величество требовал еще и еще. Я извинилась и объяснила, что не успела подготовиться.
— Ну хоть одну, последнюю! — просил он, прижимая меня к себе. — Спой любое, что придет тебе в голову!
Некоторое время я задумчиво перебирала струны кина, а потом вспомнила еще один мотив.
— Песня называется «Бессмертные на Сорочьем мосту», — сказала я, откашливаясь. — Сочинение Чи Туана.
— Подожди, Орхидея! «Бессмертные на Сорочьем мосту»? Почему я никогда не слышал о такой песне? Она популярна?
— Была.
— Это несправедливо, госпожа Ехонала! Китайский император должен быть осведомлен обо всем.
— Именно для этого я здесь и нахожусь, Ваше Величество. По-моему, лиричность этих стихов затмевает все прочие любовные поэмы. В песне рассказывается старая легенда о пастухе и служанке-ткачихе — двух звездах, которые были разлучены, и между ними пролег Млечный Путь. Раз в году они могут встречаться на Сорочьем мосту. Это происходит в седьмой день седьмого лунного месяца, когда осенние ветры приносят на землю свежесть.
— Да, боль разлуки известна многим, — задумчиво сказал император. — Эта история напомнила мне мать. Она повесилась, когда я был еще ребенком. Она была очень красивая, а теперь мы разделены с ней Млечным Путем.
Его слова меня сильно тронули, но от комментариев я воздержалась. Вместо этого я запела:
Не успела я закончить песню, как император Сянь Фэн заснул.
Я тихонько положила инструмент на пол рядом с кроватью, и мне захотелось, чтобы время длилось вечно. Но оно уже истекло. Согласно обычаю, в полночь наложница должна покинуть императорские покои. Это значило, что за мной вот-вот придут евнухи. А дальше что? Вызовет ли меня император в другой раз? Скорей всего утром он про меня даже не вспомнит.
Мне стало тоскливо. Судьба не даровала мне случая испытать близость с императором. Я постаралась не думать о своем жуи и навеки утраченной драгоценной заколке, а также обо всех усилиях и надеждах, связанных с этим днем. Случая продемонстрировать свой «танец с веером» мне также не представилось. А я чувствовала, что могла бы многое показать Его Величеству, захоти только он иметь со мной близость. Я могла бы сделать его счастливым.
Я легла рядом с ним и наблюдала, как в комнате одна за другой гаснут свечи. Я чувствовала себя побитой, и в то же время старалась отогнать от себя грустные мысли. Что толку, если я позволю себе раскиснуть? Императора это приведет разве что в ярость. Но в темноте черная меланхолия не отступала. Мое сердце плавало в океане среди зарослей водяных растений. Последняя свеча несколько раз мигнула и погасла. Комната погрузилась в полную темноту. Оказалось, что, пока я пела, даже луна успела зайти за облака. С улицы слышался неумолчный стрекот сверчков, и симфония ночи, пожалуй, была даже приятна на слух. Я лежала в темноте и смотрела на императора Сянь Фэна, как он спокойно дышит во сне. Словно кисточкой, я обводила глазами контуры его тела.