Император казался удивленным
— Тебя?.. Действие?..
— Я не боюсь выполнить все, что вы требуете. — Свои слова я подтвердила действием. — Я пришла сюда, чтобы стать вашей любовницей. И дорого заплатила за этот момент. Он стоил мне не только жуи и заколки с драгоценными камнями, но и разлуки с семьей. — Из глаз у меня полились слезы, но желания их утереть у меня не возникло. — Я не позволяла себе тосковать по своей матери и близким, а теперь тоскую, причем нестерпимо! Я не плакала, когда много дней и месяцев подряд оставалась в одиночестве, а теперь плачу! Возможно, я эгоистичная, но только не алчная и не волчица! И никакого семени мне от вас не нужно, но мне нужна любовь!
— Ты... — Он снова придвинулся ближе и прижал меня к себе. — Пожалуй, таким словам тебя вряд ли заранее обучили. А кто их для тебя сочинил? Может быть, ты сама? Тогда у тебя в запасе должны быть еще и другие слова.
Во мне нарастало желание доставить ему наслаждение.
— Ваше Величество, избавьте меня от необходимости отвечать на ваш вопрос Я думаю... то есть если вы позволите, мне известны некоторые танцы...
Сам собой в голове возник образ совокупляющихся бабочек шелкопряда, тот самый момент, когда половина брюшка самца как будто проглатывалась тельцем самки. Возбуждение мое не прошло, но к нему примешалось какое-то отвращение.
Лежа на мне, он рычал, шептал слова, которых я не понимала. Мне самой трудно было в это поверить, но никакой боли я не испытывала. Мое тело словно радовалось своему насильнику.
Император Сянь Фэн старался так, словно выполнял трудную работу.
Я тоже устала. Такие движения вовсе не входили в программу «танца с веером». Мы были похожи на двух обезьян, которые пытались заниматься любовью на ветке. В конце концов, я настолько измучилась, что откинулась на спину. Надо мной нависло его лицо, в рот капал его пот. Я выгнулась аркой, чтобы он не давил мне на грудь.
— Продолжим, — прохрипел он, тяжело дыша
Я словно слышала свои мысли: «Покажи, чему тебя научили в Лотосовом доме!» Но бедра отказывались повиноваться. Я ерзала, изворачивалась и в конце концов оказалась на животе.
Сянь Фэн распростерся на мне, как одеяло. Мне вдруг стало так по-домашнему уютно, что я заплакала
Его движения подчинялись определенному ритму. Мне на память пришли строки из одной оперы: «Любовь моя, оставь томление по будущему, потому что лучи солнца вряд ли станут ярче, а дни счастливее...» И вдруг меня захлестнуло такое наслаждение, что я едва не умерла.
Сын Неба между тем что-то шептал мне на ухо. Я не могла точно сказать, но, кажется, расслышала слово «семя».
Ближе к рассвету он захотел еще. У меня появился шанс показать свой «танец с веером». К моему удивлению, он сработал. И даже произвел сильный эффект. Его Величество был в восторге. Больше всего ему понравилось, что в моменты наивысшего наслаждения я называла его «любимый».
После этого он продолжал вызывать меня подряд несколько ночей. Больше всего его удивляло, что он в состоянии многократно извергать семя. Немного смущаясь, он каждый раз просил меня это проверять. У меня возникли опасения насчет великой императрицы. Она обвинит меня в том, что я удерживаю императора при себе, делаю его своей собственностью. Наверняка она скажет, что я краду у нее возможность иметь внуков, «исчисляемых тысячами». Но любовь заставляла нас не расставаться все ночи напролет. Его Величество крепко прижимал меня к себе. Наша энергия казалась неиссякаемой, и мы снова и снова уносились на крыльях любви.
По утрам мы смотрели друг на друга так, словно были любовниками уже долгие годы.
— «Сорочий Мост», — сказал однажды Его Величество. — Это самая прекрасная история, которую мне когда-либо приходилось слышать. Придворные наставники никогда не рассказывали мне ничего подобного. Они забивали мне голову всякой ерундой. Все, что они делали, это рисовали картины погибающей империи. Никакого смысла в этих уроках я не видел. Как могло все прийти к такому печальному концу, когда, по их словам, все прежние императоры были образцами мудрости? И почему мы оказались столько должны тем, кто сам же нас и обокрал?
Я слушала его внимательно.
— Наставники говорили, что мое жизненное предназначение — это месть, — продолжал он. — Они учили меня только ненависти. И угрожали, что если я не выполню своего предназначения, то места в храме предков для меня не найдется. Я должен восстановить в прежних размерах карту Китая. Но как же я могу это сделать? Китай весь раскромсан на куски, а мне предлагается воевать, не имея оружия! Такова уж моя судьба — все время терпеть унижения со стороны варваров.
Он дал мне почувствовать, что мы с ним друзья. А однажды ночью он меня спросил:
— Какое вознаграждение ты хочешь от меня получить?
— Боюсь, что единственное, чего я желаю, это видеть вас снова, — ответила я, и слезы полились у меня из глаз.
— Орхидея, не надо грустить. Я обладаю властью даровать тебе все, что угодно.
Эти слова несколько успокоили мои чувства, но разум предупреждал, что не следует верить словам, произнесенным в момент страсти. Я сказала себе, что завтра на мое место будет вызвана новая наложница. Столь же отчаянная, как и я. И ради достижения своих целей она тоже предложит главному евнуху Сыму все свои сбережения.
К восходу солнца я вернулась во Дворец сосредоточенной красоты, приняла ванну и вышла в сад. Погода стояла ясная, светило солнце. Розы и магнолии только начали цвести. С веток свешивались десятки клеток с птицами. В этот ранний час как раз пришли евнухи, чтобы заняться их дрессировкой. Птиц сюда собирали со всего мира и после дрессировки отправляли императору Сянь Фэну, который дарил их старым отцовским наложницам.
Евнухи учили птиц петь, разговаривать и делать трюки. Большинство из этих птиц прибыли сюда из дальних стран и носили забавные имена, вроде Философ, Поэт, Доктор или Даосский Жрец. Тех, кто осваивал науку, поощряли сверчками и червями. Те же, кто не сумел ее одолеть, умирали с голоду. Среди других птиц здесь содержались и голуби. Они все были белыми, и им позволялось свободно летать. Дрессировка голубей была любимым занятием Ань Дэхая. Он привязывал к их лапкам свистки и колокольчики, а потом отправлял в полет. Они кружили над дворцом и создавали чудесную музыку. При сильном ветре эта музыка становилась более экзотической, но все равно казалась приятной.
Среди птиц у нас был очень умный попугай, которому Ань Дэхай дал имя Конфуций.[10] Этот попугай действительно мог запоминать и произносить вслух некоторые короткие изречения знаменитого философа. Например, он говорил: «Люди от рождения обладают доброй природой». На день рождения Ань Дэхай подарил попугая главному евнуху Сыму, а тот, в свою очередь, передарил его на день рождения императору Сянь Фэну. А император в конце концов вернул его в качестве подарка мне. Сделав такой круг, птица разучилась понимать, о чем толкует. Она коверкала слова, которые из-за этого приобретали искаженный смысл. Теперь, например, то же самое изречение философа в исполнении попугая звучало так: «Люди от рождения обладают злой природой». Я размышляла: а вдруг это работа Его Величества? И попросила Ань Дэхая не заниматься исправлением птичьих заблуждений.
Кроме того, Ань Дэхай разводил в моем саду павлинов, которых я очень любила. Они свободно бродили по всей территории дворца и прилегающих парков. Ань Дэхай научил их следовать за мной, когда я выходила в сад, и называл их поэтому «придворными дамами». Стоило мне выйти из покоев, как евнух свистел в свисток, и павлины немедленно сбегались со всех сторон и начинали меня приветствовать. Они издавали какой-то кудахчущий звук, словно что-то оживленно говорили. Это было замечательно. Пребывая в хорошем настроении, павлины распускали хвосты и хвастались друг перед другом красотой оперенья.
В то утро Ань Дэхай приветствовал меня глубоким поклоном и словами:
— Пусть удача следует рука об руку с вами, моя госпожа.
— Пусть удача следует рука об руку с вами! — словно эхо, повторили за ним из каждого угла дворца все остальные евнухи, служанки и даже повара. Они уже знали, что я стала фавориткой Его Величества.
10
Конфуций (ок. 551-479 гг. до н. э.) — древнекитайский мыслитель, основатель конфуцианства.