— А ваш меч? — спросила я.
Он тем же способом передал мне меч.
Меч оказался тяжелым. Я провела пальцами по лезвию и почувствовала, как его владелец на меня смотрит. От этого взгляда у меня порозовели щеки. Мне было стыдно за свой странный интерес к этому мужчине, но назвать природу этого интереса я бы в данный момент не смогла
Ань Дэхай рассказывал мне, что Жун Лу взошел на китайскую политическую сцену благодаря своим личным достоинствам.
Я едва сдерживалась, чтобы тут же не начать задавать ему вопросы. С одной стороны, мне хотелось произвести на него впечатление, но с другой — необходимо было соблюдать в словах крайнюю осторожность. Я размышляла о том, знает ли Жун Лу, как редко мне или Нюгуру выпадает возможность вот так запросто встречаться с мужчинами. И до чего же важно для нас общение с человеком, который живет настоящей, полнокровной жизнью за пределами Запретного города.
— Наши дворцы столь уединенны, что очень часто нам кажется, будто для страны мы существуем только в виде имен, — услышала я свой собственный голос, который произнес эти слова как будто непроизвольно. Я посмотрела на Нюгуру, которая улыбнулась и поощрительно покивала головой. Успокоенная, я продолжала дальше: — Ход нашей жизни, разработанный до мельчайших подробностей, призван убедить нас самих, что мы являемся носителями власти, что мы — те самые, кем себя считаем, и нам нет нужды чего-либо бояться. Однако правда в том, что мы боимся. И больше всего мы боимся, что император Сянь Фэн может умереть от печали. Потому что он человек, которого страх не покидает ни на минуту.
Словно потрясенная моими откровениями, Нюгуру схватила меня за руку и вонзила ногти в мою ладонь. Но я уже не могла остановиться.
— Дня не проходит, чтобы я не боялась за своего сына! — Сказав это, я вдруг остановилась, сама обескураженная своими словами. Я опустила глаза и увидела, что на коленях у меня все еще лежит меч. — Надеюсь, что наступит день, когда мой сын возьмет в руки такой же великолепный меч и влюбится в него без оглядки!
— Да! — выдохнула Нюгуру, довольная тем, что я прекратила рассуждать на отвлеченные темы. Чтобы поддержать разговор, она похвалила меч за тонкость и надежность работы.
Между тем, разглядывая меч, я вдруг увидела, что на его рукоятке выбиты символы, которые обычно предназначаются исключительно для императора. Удивленная, я спросила:
— Разве это подарок императора?
— Да, это подарок императора Сянь Фэна моему начальнику господину Су Шуню, — ответил Жун Лу. — А тот в свою очередь подарил его мне, — разумеется, с разрешения Его Величества.
— По какому случаю? — едва ли не хором спросили мы с Нюгуру.
— Однажды мне посчастливилось в сражении с бандитами спасти жизнь господину Су Шуню, — сказал Жун Лу. — Это произошло в горах Хубея. Кроме меча, я получил в награду еще и этот кинжал. — Тут он опустился на левое колено и вытащил из-за голенища кинжал. Я взяла его в руки и начала рассматривать. Рукоять его была сделала из нефрита и инкрустирована драгоценными камнями. Но стоило мне дотронуться до клинка, как по всему моему телу пробежала непонятная мне самой дрожь.
Ровно в полдень Нюгуру сказала, что ей надо удалиться в молитвенную комнату, чтобы пропеть мантры и прочитать по четкам молитвы Будде. Тема нашей с Жун Лу беседы казалась ей неинтересной. Некоторое время назад я сама просила Нюгуру немного просветить меня в области буддизма, но она ответила, что все здесь крутится вокруг понятий «бытия в небытии» и «возможностей, которые мы упускаем». Когда я начала настаивать на большей определенности, она отговорилась тем, что это невозможно.
— Я не могу описать свои отношения с Буддой земным языком, — строго сказала она, а потом с сожалением добавила: — Все мы были предопределены к тому, чтобы здесь родиться.
После ухода Нюгуру я продолжила беседу с Жун Лу. Мне казалось, что мы стоим в начале какого-то необыкновенного, пленительного путешествия, которое, несмотря на чувство вины, с каждой минутой становилось для меня все более интересным. Он был родом с севера, по происхождению маньчжуром. Будучи внуком генерала, он в возрасте четырнадцати лет присоединился к клану Белого Знамени и прошел все ступени военной лестницы, одновременно не оставляя без внимания гражданских дисциплин.
Я спросила его об отношениях с Су Шунем.
— Главный советник выступал обвинителем в суде, на котором я был истцом, — ответил Жун Лу. — Это случилось в восьмой год правления Его Величества, и как раз тогда я сдавал государственные экзамены.
— Я читала об этих экзаменах, — вставила я. — Но никогда не видала тех, кто в них участвовал лично.
Жун Лу улыбнулся и облизал губы.
— Извините, я не хотела вас перебивать.
— Ничего, — застенчиво ответил он.
— Итак, вы получили свою должность в результате государственных экзаменов?
— Нет, — ответил он. — Тогда произошло нечто очень странное. Победителя экзаменов начали подозревать в подлоге. Он действительно был сыном богатых родителей и страшным бездельником. Многие тогда обвиняли высшие классы в коррупции. При поддержке других своих сверстников студентов я обратился в суд и потребовал устроить для всех нас переэкзаменовку. Мое требование отвергли, но я не сдавался. Я решил расследовать это дело до конца, причем самостоятельно. Через месяц, с помощью одного знакомого чиновника высокого ранга, я представил императору Сянь Фэну детальный доклад, а тот передал его на рассмотрение Су Шуню.
— Да-да, — поддакнула я, вспоминая, что уже слышала об этом случае.
— Су Шуню не потребовалось много времени, чтобы раскопать всю правду, — продолжал Жун Лу. — Тем не менее случай оказался не из легких.
— Почему?
— Потому что он затрагивал одного из ближайших родственников Его Величества.
— Но Су Шунь убедил Его Величество принять необходимые меры?
— Да, в результате победитель государственных экзаменов был обезглавлен.
— Власть Су Шуня напрямую связана с его слишком длинным языком, — перебила нас Нюгуру, которая незаметно вернулась в зал в разгар нашей беседы, все еще с четками в руках. Взгляд ее все еще казался отсутствующим. — Су Шунь может даже мертвого заговорить до того, что тот встанет и запоет.
Жун Лу откашлялся, стараясь ни чем не выдать, согласен он со словами Нюгуру или нет.
— Что же сказал Су Шунь императору Сянь Фэну? — спросила я.
— Он привел Его Величеству пример бунтовщиков, которые в четырнадцатый год правления императора Чжу Чи в 1657 году едва не свалили империю, — ответил Жун Лу. — Зачинщиками бунта оказалась группа студентов, с которыми во время государственных экзаменов обошлись несправедливо.
Я взяла свою чашку и сделала из нее глоток.
— Как же так получилось, что вы стали работать с Су Шунем?
— Меня бросили в тюрьму как зачинщика беспорядков.
— А Су Шунь вас спас?
— Да, именно он отдал приказ о моем освобождении.
— То есть он вас спас, а потом продвинул по службе?
— Да, после лейтенанта я сразу стал командующим стражей.
— Как давно это случилось?
— Пять лет тому назад, Ваше Величество.
— Потрясающе.
— Я несказанно благодарен главному советнику и навеки сохраню ему верность.
— Разумеется, — сказала я. — Но в то же время вы должны держать в уме, что своей властью Су Шунь обязан императору Сянь Фэну.
— Да, Ваше Величество.
Я с минуту подумала, а потом решила слепо приоткрыть те факты, которые недавно обнаружил Ань Дэхай. Они заключались в том, что глава императорской экзаменационной службы был врагом Су Шуня.
Жун Лу удивился или сделал вид, что удивился. Я ожидала от него хоть какой-нибудь реакции, вопросов, опровержений, восклицаний, но ничего такого не последовало.
— Су Шунь очень умно расправился с человеком, на которого держал зуб, — продолжала я. — Причем сделал это руками императора Сянь Фэна и во имя того, что восстанавливает справедливость по отношению к вам.
Жун Лу снова промолчал. Видя, что я жду от него ответа, он наконец произнес: