Здоровье Сянь Фэна немного стабилизировалось. Когда он смог самостоятельно садиться, принц Гун прислал ему копии договоров. Меня призвали на помощь императору.
— Ваш брат ждет, что вы одобрите все перечисленные здесь условия, — сказала я, прочитав письмо принца Гуна. — Он пишет, что это окончательные документы, и после вашей подписи в стране снова воцарится мир и порядок.
— Варвары требуют, чтобы я вознаградил их за то, что они плевали мне в лицо, — сказал Сянь Фэн. — Теперь я понимаю, почему мой отец умер с открытыми глазами — он не мог примириться со своей обидой!
Я подождала, пока он успокоится, а потом продолжила чтение. Некоторые из пунктов так сильно расстроили Его Величество, что он снова стал задыхаться. В его горле возникли какие-то булькающие звуки, после чего он сильно раскашлялся. На полу и на кровати заблестели капельки крови. Я поняла, что дальше читать опасно, однако документы необходимо было возвратить в Пекин в течение десяти дней. Если этого не произойдет, то, по словам принца Гуна, варвары разрушат столицу.
Напрасно император Сянь Фэн бил себя в грудь и кричал: «Все варвары — грязные, кровожадные псы!» Не было никакой пользы и от издания указов, призывающих армию храбро сражаться и дальше. Ситуация стала необратимой.
Тун Чжи наблюдал, как его отец с трудом сполз с кровати и упал на колени перед изображениями богов, умоляя их о помощи. Все больше и больше Сянь Фэн желал, чтобы ему было даровано мужество покончить с собой.
Оба договора с Францией и Великобританией были подписаны и запечатаны императорской печатью в Зале литературного вкуса. Оба являлись продолжением прежнего Тяньцзиньского договора, хотя и с некоторыми дополнительными пунктами. Впервые за много тысяч лет Китай переживал такой позор.
Император Сянь Фэн обязан был открыть для торговли порт Тяньцзиня. Кроме того, варварам разрешался свободный въезд в столицу, в том числе и военным, которые имели право подтягивать к фортам Дагу корабли из открытого моря. Кроме того, Его Величество обязан был в качестве военной компенсации отдать англичанам в аренду Каулунь. Кроме того, договоры предоставляли полную свободу западным миссионерам, которые могли теперь строить храмы на китайской земле и пользовались здесь полным иммунитетом. Китайские законы не распространялись на иностранцев, но нарушение статей договора со стороны китайцев должны были жестко пресекаться. Кроме того, Китай обязан был заплатить Англии и Франции контрибуцию по восемь миллионов таэлей.
И словно всего этого было недостаточно, русские представили на рассмотрение новый вариант прежнего российско-китайского договора. Российский эмиссар пытался убедить принца Гуна в том, что сожжение императорских дворцов говорит о том, что Китай не способен сам себя защищать, и ему требуется военное покровительство со стороны России Полностью осознавая, каковы истинные намерения русских, принц Гун тем не менее не мог сказать эмиссару «нет». Китай действительно не мог себе позволить сейчас превратить русских в своих врагов.
«Когда стая волков загоняет раненого оленя, тому ничего другого не остается, как только просить пощады», — писал принц Гун в письме. Русские хотели окончательно завладеть землями к северу от реки Амур, которые они уже и так фактически захватили. Они расселились по реке Уссури восточнее границы Кореи.
Я никогда не забуду, как император Сянь Фэн ставил свою подпись под договорами. Картина была похожа на репетицию смерти. Казалось, что кисточка в его руках весила тысячу фунтов. Руки его дрожали. Он никак не мог заставить себя вывести свое имя. Чтобы поддержать его руку, я подложила ему под спину и с боков по нескольку подушек. Главный евнух Сым приготовил чернильницу и развернул перед ним страницы договоров, положив их предварительно на стопку рисовой бумаги.
Своей жалости и к своей стране, и к Сянь Фэну я не могла выразить словами. В уголках бледных губ Его Величества скопилась слизь. Он плакал без слез. А до этого целыми днями стонал и кричал, так что у него даже сел голос. Каждый вздох давался ему теперь с трудом.
За время болезни пальцы его превратились в тоненькие палочки, тело походило на скелет. Он начал превращаться в привидение. Предки не отвечали на его обращения, Небо не проявляло жалости к своему сыну. Но и в полной своей беспомощности он не мог отказаться от достоинства китайского императора. Его борьба была по-своему героической: умирающий человек с кисточкой в руках упорно отказывался подписать сокрушительные для Китая договоры.
Я попросила Нюгуру привести Тун Чжи, чтобы он видел, каких усилий стоило его отцу выполнение долга перед страной. Нюгуру отказалась, сославшись на то, что Тун Чжи должен унаследовать славу, а не стыд. Мне это показалось настолько неправильным, что я едва не начала с ней спорить. Я хотела ей сказать, что умирать вовсе не стыдно, точно так же, как иметь мужество смотреть правде в глаза. Пусть образование Тун Чжи начнется у смертного одра его отца. Пусть он видит, как были подписаны эти договоры, пусть запомнит и поймет, почему его отец плакал.
Нюгуру напомнила мне, что это она императрица Востока, и ее слово для всех — закон. Мне пришлось уступить.
Главный евнух Сым спросил, не желает ли Его Величество, перед тем как поставить свою подпись, попробовать чернила на чем-нибудь другом. Сянь Фэн согласился. Я подставила ему лист рисовой бумаги. Но стоило его кисточке коснуться поверхности бумаги, как рука его сильно задрожала. Эта дрожь сперва охватила пальцы, потом поднялась по руке, распространилась на плечо и на все тело. Со лба императора крупными каплями капал пот. Глаза его закатились, он снова начал задыхаться.
Вызвали доктора Сан Баотяня. Он пришел, встал на колени перед Его Величеством и приставил ухо к его груди. Некоторое время он слушал. Я смотрела на губы доктора, спрятанные в длинной белой бороде, и очень боялась услышать самое худшее.
— Очевидно, у Его Величества кома, — сказал наконец доктор, поднимаясь с колен. — Он придет в себя, но сказать точно, когда это случится, я не могу.
Остальную часть дня мы все ждали, когда Сянь Фэн придет в сознание. Когда наконец это случилось, я попросила его поскорей поставить свою подпись, но он не ответил мне ни слова. Мы все оказались в тупике: император Сянь Фэн отказывался взять в руки кисточку. Я сидела и методично размешивала чернила. И изо всех сил желала, чтобы принц Гун оказался здесь.
От беспомощности я начала плакать.
— Орхидея, — услышала я едва слышный голос Его Величества. — Если я подпишу, то не смогу умереть с миром.
Я его понимала. Мне бы тоже не хотелось подписывать такие бумаги, будь я на его месте, но его подпись необходима была принцу Гуну для продолжения переговоров. Император собирается умереть, но страна-то должна жить дальше! Китай должен когда-нибудь снова встать на ноги!
Через некоторое время император решил уступить. Это случилось после того, как я ему сказала, что его подпись не станет векселем на новое вторжение, а всего лишь тактическим приемом с целью выиграть время.
Он снова взял в руки кисточку, но не смог разглядеть, где должна стоять его подпись.
— Придержи мою руку, Орхидея, — пробормотал он, пытаясь сесть, но вместо этого упал.
Мы втроем — главный евнух Сым, Ань Дэхай и я — бросились его поднимать. Я положила текст договора возле его руки и показала то место, где он должен расписаться.
Возведя глаза к потолку, Сянь Фэн сделал росчерк на бумаге. Я придерживала его руку, чтобы этот росчерк не был похож на детские каракули. И, едва успев приложить к подписи красную императорскую печать, Его Величество упал без сознания. Чернильница опрокинулась мне на платье.
В июле 1861 года мы праздновали тридцатилетие Сянь Фэна. Его Величество лежал на кровати и периодически впадал в забытье. Никаких гостей мы не приглашали. Вся церемония заключалась в торжественном обеде. Но блюда оставались на столе почти нетронутыми: все понимали, что на пороге стоит смерть.