Я попыталась прогрызть мешок зубами, но со связанными руками это было сделать невозможно.
Тут я снова услышала шаги. Кто-то остановился очень близко от меня. Я попыталась подвигать ногами, чтобы хоть немного приготовиться к обороне, но и этого мне не удалось: ноги были слишком крепко связаны.
— Во имя Неба, освободите моего сына! — закричала я, но тут же затихла. Мне представился нож, который сперва разрубает мешок, а потом вонзается в мое тело.
Но этого не случилось. Вместо этого я снова услышала шаги и лязганье оружия. Потом кто-то глухо вскрикнул, и на меня упало, похоже, человеческое тело.
Некоторое время все было тихо. Потом издалека послышался топот копыт и человеческие крики.
Я никак не могла решить, что лучше: то ли не шевелиться и молчать, то ли звать на помощь. Что, если это люди Су Шуня, которые приехали удостовериться, что я мертва? А вдруг это люди принца Гуна? Как я смогу привлечь внимание к джутовому мешку, который лежит на дне канавы под чьим-то телом?
— Тун Чжи! Тун Чжи! — закричала я.
Спустя мгновение мой мешок был распорот ножом, и мне в глаза брызнул солнечный свет.
Рядом со мной с ножом в руке стоял солдат в форме императорской гвардии. У него был совершенно опешивший вид.
— Ваше Величество! — воскликнул он, бросаясь на землю.
— Поднимись и скажи, кто тебя послал, — сказала я, пытаясь выпутаться из веревок на руках и на ногах.
Солдат поднялся и махнул рукой куда-то за спину. Там, в нескольких ярдах от канавы стоял всадник
— Жун Лу!
Он спешился и тоже упал на колени.
— Я что, уже умерла!? — радостно закричала я.
— Говорите, Ваше Величество, чтобы я мог удостовериться, что вы не привидение!
Я наконец распутала все веревки.
— Ваше Величество, — продолжал бормотать Жун Лу. — Ваше спасение — это воля Неба. — Он утирал со лба пот.
Я постаралась выкарабкаться из канавы, но ноги меня не слушались, и я снова скатилась вниз. Он подал мне руку.
Почувствовав прикосновение этой руки, я начала рыдать, как ребенок.
— Если я и привидение, то очень голодное, — наконец сказала я. — В прошлую ночь мы почти не спали, и весь день я ничего не ела и не пила. Перед уходом я даже не успела как следует одеться. Туфли мои потерялись. Если бы мне в таком виде пришлось предстать перед императорскими предками, они бы меня все равно не приняли.
Жун Лу присел на корточки рядом со мной.
— Все уже позади, Ваше Величество, — сказал он.
— За всем этим стоит Су Шунь?
— Да, Ваше Величество.
— А где убийца?
Жун Лу махнул головой в сторону канавы. Лица мертвого человека не было видно, но я узнала его крепкую фигуру: это бы главный монах.
Я спросила про Тун Чжи и Нюгуру. Жун Лу ответил, что они тоже спаслись и теперь уже на пути в Пекин. Кроме того, Жун Лу сообщил, что уже послал гонцов к Су Шуню с известием, что меня нашли мертвой, однако пройдет несколько дней, прежде чем он его получит, и это часть задуманного принцем Гуном плана.
Жун Лу посадил меня в стоящую неподалеку повозку и сам сопровождал меня всю дорогу. Мы выбрали более короткую дорогу и приехали в Пекин раньше Су Шуня и его процессии.
23
Увидев меня целой и невредимой, принц Гун вздохнул с облегчением.
— Слухи о вашей смерти путешествуют быстрее наших гонцов, — сказал он. — Я тут места себе не находил от беспокойства.
— Кажется, ваш брат очень хотел взять меня с собой на Небо, — саркастически ответила я, все еще слегка обиженная.
— Но в последнюю минуту он снова передумал, не правда ли? И даже помогал с Небес вашему спасению. — Принц Гун сделал паузу. — Очевидно, когда он приближал к себе Су Шуня, его ум уже был явно не в порядке.
— Очевидно.
Принц Гун оглядел меня с ног до головы и улыбнулся.
— Добро пожаловать домой, невестка. У вас было трудное путешествие.
— У вас тоже, — ответила я, заметив, что даже шляпа стала ему велика. Он беспрестанно сдвигал ее на затылок, чтобы она не падала ему на глаза
— Да, я похудел, — подтвердил он. — Но я никак не ожидал, что у меня съежится голова!
Я начала расспрашивать его о главном монахе. Принц Гун ответил, что это известный убийца, у которого есть прозвище — Рука Будды. И, действительно, оправдывая свое прозвище, он никогда не промахивался и обладал поистине беспредельными возможностями. В одной из фольклорных историй Царь обезьян, проехав в повозке тысячи миль, решил, что ему удалось спастись от преследования врагов, но оказалось, что он все еще сидит на ладони всемогущей божественной руки. Моя голова стала первой, которую знаменитый убийца не смог присоединить к числу своих многочисленных трофеев.
Принц Гун предложил мне присесть и поговорить — так началось наше долгое деловое сотрудничество. Это был человек широких взглядов, хотя с годами его темперамент давал о себе знать все сильнее и сильнее. Его воспитывали в точности так же, как Сянь Фэна, и временами он становился таким же капризным, упрямым и эгоистичным, как тот. Множество раз мне приходилось закрывать глаза на его черствость и заносчивость. Множество раз он словно бы ненароком унижал меня перед всем двором. Конечно, я могла бы заявить ему свой протест, но всякий раз я сдерживала себя, говоря, что должна научиться принимать принца Гуна таким, какой он есть, со всеми его недостатками и достоинствами. А достоинствами он обладал гораздо более впечатляющими, чем его брат. Он не закрывал глаза на реальность и был открыт для разных мнений и взглядов. Мы были нужны друг другу, особенно в первое время нашего общения. Будучи маньчжуром, он твердо усвоил еще с детства, что место женщины — в спальне, но полностью игнорировать меня он все равно никогда не мог. Без моей поддержки его власть переставала быть легитимной.
По мере того как мы лучше узнавали друг друга, ослаблялась взаимная настороженность. Я дала ему понять, что власть сама по себе меня не интересует и что единственное, чего я хочу, это помочь Тун Чжи добиться успеха. Самое удивительное, что тут наши мнения абсолютно совпадали. Иногда мы спорили, но всегда ухитрялись выходить из наших баталий примиренными. Чтобы упрочить наш новый государственный аппарат, мы распределили в нем для себя роли, причем я не побоялась занять в нем место номинального главы.
Играя на гордости принца Гуна, я воспламеняла его энергию и амбиции. Я считала, что если Нюгуру и я будем вести себя с ним покорно и робко, то он точно так же будет покорно вести себя с Тун Чжи. Мы практиковали конфуцианские принципы семейного уклада, и оба от этого только выиграли.
Да, я играла свою роль, хотя иногда такое ежедневное надевание маски казалось мне утомительным. Мне постоянно приходилось прикидываться, что без двора я абсолютно беспомощна. Мои министры работали только тогда, когда верили, что являются моими спасителями. Ни одна моя мысль не смогла бы получить их одобрение, если бы я не представляла ее как «мысль моего пятилетнего господина». Чтобы управлять другими, я научилась делать вид, будто управляема сама.
Чтобы доехать до Пекина, Нюгуру, Тун Чжи и всему Параду счастья потребовалось пять дней. К тому моменту, когда они приблизились к Воротам зенита, у людей и лошадей был такой измученный вид, словно в Пекин прибыла разбитая армия. Флаги повисли, туфли износились. Носильщики паланкинов с грязными и заросшими лицами тяжело волочили ноги, покрытые мозолями и волдырями. Гвардейцы плелись без строя и без удали.
Я вообразила как будет выглядеть Су Шунь и его Парад скорби, когда через несколько дней они тоже прибудут в Пекин. Тяжесть императорского гроба должна была сокрушить плечи носильщиков. В то же время Су Шунь скорей всего уже получил известие о моей смерти, и это должно было воодушевить его.
Однако радость возвращения домой повлияла на Парад счастья самым благоприятным образом. Все быстро построились, подтянулись, с гордостью выпятили грудь. Казалось, в городе никто понятия не имел о том, что случилось. Горожане выстроились перед входом в две линии и хлопали в ладоши. При виде императорских паланкинов толпа начала ликовать. Никто так и не понял, что в моем паланкине ехала не я, а мой евнух Ли Ляньин.