— Это невозможно, — он поклонился и вышел, ничего не сказав на прощание и ни разу не оглянувшись.
Императрица осталась одна, удивленная, что он ушел быстро, не попросив разрешения удалиться.
Вдруг покачнулась занавеска на одной из дверей. Слежка?
Она бесшумно подошла и отдернула занавеску, за которой обнаружила съежившуюся фигурку: это была дама Мэй, ее красавица, фаворитка, младшая дочь Су Шуня.
— Ты?! Что ты здесь делаешь? — воскликнула Цыси.
Девушка опустила голову и прикусила в смущении палец.
— Говори, говори, — настаивала Цыси. — Ты шпионишь за мной?
— Почтенная, нет, не за вами, — прозвучал едва слышный шепот.
— Тогда за кем же? Девушка молчала.
Молчишь? Цыси ненавидящим взглядом окинула понурую фигурку, а затем без дальнейших расспросов схватила фрейлину за уши и яростно затрясла.
— За ним, за ним, — неистово бормотала императрица. — А он… ты считаешь его красивым? Ты, наверное, влюблена в него…
Унизанные кольцами руки сжимали маленькое испуганное личико. Фрейлина не могла вымолвить ни слова.
Цыси снова и снова изо всех сил трясла несчастную.
— И ты осмеливаешься любить его!
Фрейлина громко зарыдала. Цыси пришла в себя и отпустила жертву. У бедной девушки были поранены уши, капала кровь.
— Ты полагаешь, и он тебя любит? — презрительно спросила Цыси.
— Я знаю, что нет, почтенная, — всхлипывала Мэй. — Он любит только вас, мы все знаем — только вас…
Тут императрица растерялась. Это было уж слишком, девчонка как будто обвиняет ее. Но как приятно было слышать эти слова! Цыси не знала, наказать ли фрейлину или улыбнуться. Она сделала и то и другое. Сначала улыбнулась, потом, увидев, что фрейлины, привлеченные шумом, заглядывают в двери, принялась хлестать девушку по щекам — шумно, но не больно.
— Вот тебе… — кричала Цыси. — Теперь уходи, пока я со стыда не убила тебя! И не попадайся мне на глаза семь дней!
Успокоившись, императрица, как всегда изящная и утонченная, проследовала к трону и уселась, расправив одежды. На губах играла слабая улыбка. Она слышала, как, легко постукивая каблучками маленьких туфелек, фрейлина торопливо бежала по дворцовым коридорам.
С этого дня образ Жун Лу не покидал Цыси. Дни, а особенно ночи проходили в поисках способа встречаться с ним, не хитря, не от случая к случаю, а свободно и часто. Что бы она ни делала, он присутствовал в ее мыслях, а бессонными ночами она металась по кровати, вспоминая его лицо, сильные руки. Смотрела ли она театральное представление, он был героем на сцене, слушала ли музыку, звучал его голос.
Неспешной чередой проходили летние дни. Императрица привыкала к Дворцу удовольствий, развлекая себя мыслями о любви. Она была создана для любви, но мужчины рядом не было. Император получал крохи от нее и считал себя любимым, но она сгорала от неутоленных желаний, а грезы только изматывали ее мозг и тело.
Ей страстно хотелось живого сильного тела, такого же, как. ее собственное. Цыси решила, что должна возвысить Жун Лу настолько, чтобы он мог быть рядом с ней. Никому не удастся бросить тень на их родственные отношения, а она использует близость по своему желанию. Как же возвысить родича, не привлекая всеобщего любопытства? За высокими стенами сплетни как пожар охватывают дворцы. Она думала о своих врагах: Верховный советник Су Шунь ненавидел женщину, так прочно усевшуюся на тронеь Прежнего фаворита поддерживали друзья — принцы Чен и Йи. У нее был союзник в лице главного евнуха Ань Дэхая, его верность следовало сохранить. Тут императрица нахмурилась: она вспомнила, что, по слухам, Ань Дэхай не настоящий евнух и тайком преследует придворных дам.
Она снова вернулась к мыслям о Мэй, которая — и об этом не следовало забывать — была дочерью Су Шуня. Что ж, нельзя позволить, чтобы и эта фрейлина возненавидела ее. Нет, девушка должна стать преданной подругой. Цыси сохранит власть над нею, и отец не сможет использовать дочь как шпиона. Очень хорошо, что она узнала о ее любви к Жун Лу. Зря она гневалась и ревновала! Надо исправить ошибку. Она пошлет за Мэй, утешит ее и пообещает поговорить с начальником императорской гвардии о свадьбе. Вот и появится предлог вызвать Жун Лу. Она поняла, что это и было то самое средство, которое она искала.
Приняв решение, Цыси повела себя осмотрительно и спешить не стала. Когда же семь дней запрета прошли, императрица послала Ли Ляньиня отыскать Мэй и привести ее. Через час фрейлина была доставлена и сразу же упала на колени перед своей повелительницей. Цыси восседала на троне в Павильоне фаворитки, расположенном в маленьком второстепенном дворце, который она также заняла.
Позволив трепетной фрейлине молча постоять на коленях несколько минут, императрица сошла с трона и подняла ее.
— Ты похудела за эти семь дней, — доброжелательно сказала Цыси.
— Почтенная, — произнесла Мэй и с подобострастием посмотрела на свою повелительницу. — Когда вы сердитесь, я не могу ни есть, ни спать.
— Я больше не сержусь, — ответила Цыси. — Сядь, дорогое дитя. Дай посмотреть, как ты выглядишь. Дитя мое, — продолжала она, — мне безразлично, кого ты любишь. Почему бы тебе не выйти замуж за начальника императорской гвардии? Красивый мужчина и молодой…
Фрейлина не могла поверить своим ушам. Ее лицо нежно зарделось, на темные глаза набежали слезы. Она прильнула к добрым рукам высочайшей.
Цыси указала фрейлине на стул, а сама села рядом, взяв узкую руку девушки в свои ладони.
— Почтенная, я обожаю вас… я поклоняюсь…
— Ну, будет, будет, я не богиня…
— Почтенная, — голос Мэй задрожал, — для меня вы Богиня милосердия…
Цыси улыбнулась и отпустила руку девушки.
— Ладно, ладно… Не надо лести, дитя мое. У меня есть план.
— План?
— У нас должен быть план, не так ли?
— Как скажете, почтенная.
— Хорошо, слушай… — Цыси изложила свой замысел.
— В день рождения наследника, как ты знаешь, будет большой праздник. Тогда, дитя мое, я сама приглашу Жун Лу, чтобы все увидели мое намерение возвысить родича. Затем последует новый шаг, а затем другой, и кто же посмеет тогда остановить моего родича? Ради тебя я возвышу его, чтобы положением он сравнялся с тобой.
— Но, почтенная…
Императрица подняла руку.
— Никаких сомнений, дорогое дитя! Он выполнит мой приказ.
— Я и не сомневаюсь, почтенная, но…
Цыси посмотрела в красивое лицо девушки. Румянец все еще заливал щеки.
— Ты думаешь, что ждать слишком долго?
Мэй, смутившись, прикрыла лицо рукавом.
Императрица засмеялась.
— Перед тем как ехать на новое место, следует построить дорогу!
Она пощипала девушку за щеки, которые от этого еще больше раскраснелись, а затем отпустила ее.
— В течение двухсот лет, — говорил принц Гун, — мы ограничивали иностранных торговцев южным городом Кантоном. Более того, им разрешалось вести дела только через китайских купцов-посредников, имевших лицензии.
Лето кончилось, наполовину прошла осень. Слушая урок, Цыси задумчиво смотрела в широко раскрытые двери императорской библиотеки. На улице сияло послеполуденное солнце, в фарфоровых горшках красным, золотым и бронзовым цвели поздние хризантемы. Цыси слушала, но слова принца Гуна, долетая до ее ушей, умирали, становились безжизненными, подобно опавшим листьям, плавающим на поверхности пруда.
Резкий голос принца прервал ее мысли.
— Вы слушаете, императрица?
— Слушаю, — ответила она.
Он как будто сомневался, но продолжал:
— Тогда разрешите напомнить, что обе Опиумные войны наша страна проиграла! Из поражения мы извлекли горький урок — нельзя считать западные страны нашими данниками. Алчные безжалостные европейцы нам не ровня, но прибегнув к грубой силе пагубных военных машин, изобретенных ими, белые люди могут установить господство над нами.
От этих слов Цыси вздрогнула и очнулась, наконец, от сладостных воспоминаний о прошедшем лете. Как ненавистны ей эти высокие стены и запертые ворота Запретного города!
— Установить господство над нами?.. — переспросила она.