А тут вспыхнуло еще одно восстание: взбунтовались мусульмане южной провинции Юньань. Эти люди вели свой род от ближневосточного корня, от арабов, которые в прежние века приезжали по торговым делам и оставались, женясь на китаянках и рожая детей-метисов. Полукровки поклонялись чужим богам, а когда число купеческих' потомков умножилось, то усилилось влияние и их веры. Китайские наместники, назначенные троном Дракона, жили от мусульман далеко, но правили ими алчно и сурово, так что те подняли восстание и поклялись, что отделят свои земли от империи и создадут свое собственное правительство. Таково было ее бремя.
Помимо всего над императрицей висело еще одно, вечное бремя, которое ей нести до конца своих дней. Она не родилась мужчиной. Китайцы же не доверяли правительницам, считая, что женщины на троне приносят только зло. И Мать императрица признавала, что ее подданные имели некоторые основания так думать. За долгие часы, что она в одиночестве просидела над книгами, Цыси хорошо изучила историю и помнила, что произошло в VIII веке в династии Тан.
Тогда императрица By, супруга великого императора Дай-цзуна, захватила трон в ущерб своему сыну, и ее злой поступок лег позорным пятном на всех женщин. Мужчины поднялись против нечестивицы и освободили молодого императора из тюрьмы, куда его бросила собственная мать. Однако беды правителя на этом не кончились, поскольку, в свою очередь, возжаждала трона уже его супруга, императрица Вэй. Эта дама пряталась за занавесями, собирала сплетни и натворила столько неблаговидных дел, что одна смерть смогла угомонить ее.
Но едва интриганка оказалась в могиле и была надежно прикрыта тяжелым камнем, как ее соперница — принцесса Тайпин тоже пустилась строить козни. Принцесса замыслила отравить сына императора, являвшегося наследником, и ее тоже пришлось лишить жизни. Но этот самый наследник, став императором, попал под чары молоденькой прелестной наложницы Квэйфэй, которая так пленила императора своей красотой и блеском своего ума и до того разорила беднягу своей любовью к драгоценностям, шелкам и духам, что люди, не выдержав, восстали, и народный предводитель вынудил Квэйфэй повеситься прямо на глазах ее высочайшего поклонника.
Однако вместе с ней умерла и слава династии Тан, потому что император не захотел больше править, а уединился в вечной скорби. И хотя все эти злосчастные дамы давно уже умерли — для Цыси они все равно оставались врагами. Поверит ли теперь народ, что женщина может править мудро и справедливо?
Таково было ее бремя.
Но все-таки самым главным бременем Матери императрицы была она сама. Да, образованностью Цыси превосходила многих ученых, но в то же время она знала, что имеет недостатки и слабости и что, будучи еще молодой и страстной, может оказаться рабой собственных желаний. Как же хорошо высочайшая понимала, что не походила на цельную натуру — такую, что словно изваяна из одной глыбы мрамора. Не менее десятка разных женщин уживались в ней, и не все они были сильными и рассудительными. У нее имелись свои слабости, свои страхи, свое желание иметь того, кто сильнее, мужчину, которому она могла бы довериться. Но где же он был сейчас?
На этом вопросе императрица прервала свои размышления. Закоченевшая до самого сердца, она поднялась. Верный евнух поспешил навстречу.
— Почтенная, теперь-то уж вы непременно захотите отдохнуть.
С этими словами Ли Ляньинь протянул руку, а Цыси положила на нее свою и позволила проводить себя до самой спальни. Евнух распахнул перед императрицей дверь, а ждавшая внутри служанка встретила госпожу.
Резкое зимнее солнце пробудило Цыси ото сна, и она лежала в постели, обдумывая свои вчерашние мысли. Конечно, императрица несла свое бремя, но разве обязательно требовалось надрываться от тяжести? Да, она была молода, но ведь молодость означала не только слабость, но и силу. Женщина, она родила сына, который стал императором. Нет, Цыси не станет повторять порочный путь тех покойниц, которые возомнили себя выше всех, выше даже своих сыновей, и пожелали править в одиночку. Она будет думать только о наследнике. В эти долгие десять лет, что ей придется регентствовать, она с каждым будет мила и любезна, никогда не станет помышлять о собственной выгоде. Ее гнев увидят только тогда, когда плохо позаботятся о наследнике, а все ее помыслы устремятся к будущей власти сына. Она построит ему крепкую и могущественную империю, а когда молодой правитель взойдет на свой трон, то Цыси удалится, потому что ему не придется соперничать ни с кем и даже с ней, с Матерью императрицей. Она докажет, что женщина может принести добро. Молодая, здоровая и волевая, она поднялась с постели, обновленная своей собственной жизненной силой.
С этого дня все увидели новую императрицу. Властная женщина стала кроткой, манеры ее смягчились. Никому из мужчин она не смотрела в лицо, отворачивала голову даже от евнухов и разговаривала вежливо как с высшими, так и с низшими. Недосягаемая, она парила высоко над всеми. Никто не был ей близок, и никто не знал ее мысли и мечты. Она жила одна, эта императрица, а стены ее вежливости были неприступны и нерушимы, и дверей в них не было.
Словно пытаясь отрезать себя от прошлого, Цыси оставила те дворцы, что долгое время были ей домом, и переехала в отдаленную часть Императорского города, называвшуюся Восточной дорогой. Там императрица поселилась в Зимнем дворце, построенном и обставленном Предком Цяньлуном; отныне высочайшей принадлежало шесть залов и много садов. Рядом этот же Предок выстроил обширную библиотеку, где до сих пор хранились тридцать шесть тысяч древнейших книг, заключавших в себе мудрость всех великих ученых.
Новые чертоги императрицы при входе имели достопримечательностью огромную ширму от злых духов, на верху которой красовались девять императорских драконов, сделанных из разноцветного фарфора. Позади ширмы начинался самый большой во дворце Зал аудиенций, выходивший на широкую мраморную террасу. Дальше располагались остальные залы, и к каждому примыкал собственный двор. Одно из этих помещений Цыси превратила в свою личную тронную комнату, куда приходили советоваться принцы и министры, и только там эти вельможи опускались перед императрицей на колени. По соседству располагались ее жилые покои, а дальше — спальня, маленькая и тихая. Матрац на встроенной в стену кровати был желтого атласа, а занавески — из желтого газа, расшитые красными гранатовыми цветами, которые очень нравились высочайшей. Следующий же зал она сделала своей тайной святыней. Здесь над мраморным алтарем возвышался золотой Будда, а с ним рядом, с правой стороны — маленькая золотая Гуаньинь. С левой стояла позолоченная Лохань — путеводный дух мудрости. За храмом следовала длинная комната, где вдали от любопытных глаз и ушей, но всегда подле императрицы, ее евнухи ожидали приказаний.
В этих нынешних своих покоях Цыси окружила себя так любимой ею роскошью: столики украшала инкрустация, мягчайшие стулья и диваны покрывал алый атлас. Сюда вместе с хозяйкой переехали многочисленные часы, цветы, птицы, вышитые тюфячки для ее собачек, книги и письменная парта, ящики, в которых хранились свитки. Над алыми дверями, соединявшими комнаты, нависали золотые кровельки. А из самого уединенного двора своего дворца императрица могла выходить в парк, что так мил был сердцу Предка Цяньлуна. Здесь, под солнечными лучами, проникавшими сквозь бамбуковую листву, сидел он в старости и предавался своим грезам. Двери в этот парк имели вид полумесяца и обрамлялись искусной мраморной резьбой. Ограду расцвечивала мраморная мозаика. Под древними соснами, склонившимися от возраста к земле, вырос глубокий мох, а под высоким солнцем воздух полнился сладковатым запахом сосновых иголок. На дальнем, освещенном и теплом конце парка стоял всегда запертый павильон, ключ от которого имела только императрица. Здесь когда-то Великий Предок Цяньлун спал в своем гробу, ожидая благоприятного дня для погребения.