Но откуда взять помощь? Мало того, что иностранцы были достаточным бедствием, в стране поднималось недовольство. Народ устал от наводнений, голода в деревнях, урожаи не собирались, а семена не были посеяны. По всей стране отчаявшихся людей охватило безумие: они грабили богатых и обворовывали тех, у кого было хотя бы немного запасов, среди тех, на кого часто нападали, были и иностранные священники, у которых всегда была еда и деньги. Иностранные послы заявляли протесты по поводу насилия над священниками, они требовали подавить бесчинства китайцев, в противном случае их правительства пришлют еще больше войск и военных кораблей. На всем свете не было ни одной страны, ни одного человека, к кому бы императрица могла обратиться за помощью. Жун Лу лежал обессиленный в своей постели, он не мог говорить и ничего не слышал. Когда императрица спросила у генерала Юань Шикая, что ей следовало делать, он ответил только, что боксеры были мошенниками. В доказательство он рассказал ей, как велел выстроить человек двадцать боксеров на дворе и стрелять в них, и сам видел, как они падали и умирали, словно обычные люди. Он умолял императрицу не возлагать надежд на этих шарлатанов, но он не сказал, на кого можно возлагать надежды.
Принц Дуань все чаще появлялся при троне и похвалялся, что может согнать варваров в море, и вымаливал лишь ее приказание на это. Она по-прежнему выжидала и надеялась на мир. Принц Дуань принялся принуждать ее исподволь, позволяя разъяренным бандитам нападать на иностранцев и их посольства. Старый и верный наместник императрицы в южном городе Нанкине прислал доклад, где заклинал ее не дозволять таких нападений и молил защитить иностранных посланников, их семьи и священников, живших во внешних провинциях.
«Нынешняя война, — писал он, — вызвана бандитами, которые чинят разбой под предлогом отмщения христианству. Мы находимся перед серьезным кризисом. Иностранные правительства уже объединяются, посылая войска и эскадры напасть на Китай, ссылаясь на то, что защищают своих подданных, и подавляют поднимающееся восстание. Наше положение критическое, и я произвел в своей провинции необходимые приготовления, чтобы в случае необходимости сопротивляться им.
Тем не менее, ваше величество, пусть великодушие и власть идут рука об руку. Я предлагаю, чтобы вы подвергли строгому и публичному наказанию всех мятежников, что нападают на невинных чиновников и миссионеров. Пусть будут одновременно проявлены великодушие и праведный гнев, ясные и яркие, как солнце и луна».
Когда императрица прочла доклад, то подумала о наместнике, каким хорошим человеком он был и преданным ей как повелительнице. Она ответила ему собственноручно и отправила послание с курьерами.
«Мы вовсе не хотим нападать. Вам надлежит сообщить различным посольствам за границей, что Мы питаем только добрые чувства по отношению к ним и призываем их продумать план, по которому Мы можем заключить миролюбивое соглашение в интересах всех».
Послав эту депешу и поразмыслив некоторое время, она принялась за написание публичного эдикта, в котором обратилась к правителям других стран.
«Мы пережили последовательность неблагоприятных обстоятельств, и Нам трудно объяснить причину, которая вызвала военные действия между Китаем и западными державами. Наши посланники за границей отделены от Нас морями и поэтому не могут объяснить западным державам настоящее состояние Наших чувств.
Война никоим образом не является Нашей инициативой. Разве мог бы Китай вести себя так глупо, сознавая свои слабости, чтобы объявлять войну всему свету? Как может он надеяться на успех, полагаясь на необученных бандитов? Это очевидно всем. Наши посланники за границей должны объяснить значение этого эдикта правительствам, при которых они аккредитованы. Мы поручаем Нашим военным командирам защитить иностранные посольства. Мы можем сделать лишь то, что в Наших силах. Тем временем Наши министры будут выполнять свои обязанности с еще большей заботой. Никто в такой час не может оставаться безучастным наблюдателем».
Императрица не была уверена, что сделала все возможное, и своей рукой она составила телеграммы самым могущественным властителям внешнего мира. Императору России она писала:
«Более двух с половиной веков наши соседствующие империи поддерживают нерушимую дружбу, более сердечную, чем та, что существует между другими державами. Тем не менее, возникшая неприязнь между обращенными в христианство и остальной частью Нашего народа дала возможность злым людям подстрекать китайцев к мятежу против всех иностранцев…
Китай навлек на себя вражду западного мира обстоятельствами, которые уже вышли из Нашего подчинения. Нам остается только полагаться на Вашу страну, чтобы она действовала как посредник и миротворец от Нашего имени. Я обращаю горячий и искренний призыв к Вашему величеству выступить арбитром и спасти нас всех. Мы ждем Вашего милостивого ответа».
Королеве Англии императрица послала сестринское приветствие и напомнила, что большая часть китайской торговли велась с Англией:
«Поэтому Мы просим Вас подумать о том, что если по каким-то обстоятельствам независимость Нашей империи будет потеряна, то интересы Вашей страны пострадают. Мы пытаемся в тревоге и спешке собрать армию для защиты и полагаемся на Вас как на Нашу посредницу и час за часом ждем Вашего решения».
Использовав имя императора вместе со своим, последнее послание она адресовала императору Японии:
«Вашему величеству, приветствие! Империи Китая и Японии связаны друг с другом, как губы и зубы. Поэтому, когда Европа и Азия встали лицом к лицу в войне, Наши две азиатские страны должны держаться вместе. Жадные до земель страны Запада, чьи тигриные глаза свирепо уставились на Нас, несомненно обратятся и в Вашу сторону. Мы должны забыть раздоры и думать о себе только как о народах-товарищах. Мы смотрим на Вас как на нашего арбитра перед врагами, которые окружают Нас».
Ни на одно из этих посланий императрица не получила ответа. Дни и ночи она проводила в ожидании, и принц Дуань и его сторонники не покидали ее.
— Друг или враг Трона, министр или мятежник, — говорил принц Дуань, — все объединены ненавистью против иностранцев-христиан, которые пришли к нам против нашей воли.
На двадцатый день пятого лунного месяца императрица поняла, что ожидание бесполезно. Ничто не могло остановить погибель. На рассвете город озарился огнем. Мятежниками были подожжены более тысячи лавок, и богатые торговцы бежали из города вместе со своими семьями. Теперь война велась не только против иностранцев, но и против Трона, против нее.
В этот день она получила два донесения от министров Юаня и Сю, которые служили в Иностранном приказе. Они сообщали, что видели тела боксеров на Посольской улице, которых убила иностранная стража. Однако, замечали они, стражников не следовало винить за то, что они сделали, так как западные посланники предупреждали Трон, что многочисленная стража выставляется только для обороны и, когда буря пройдет, снова будет отослана из города. Еще они сообщали, что император осведомлялся у министра Сю, сможет ли Китай выдержать нападение извне; схватив министра за рукав, император заплакал, когда Сю ответил, что Китай должен ожидать разгрома. Министр Юань подчеркивал, что нападение на посольство является серьезным нарушением международного закона.
Императрица по-прежнему не знала, что предпринять. К кому, спрашивала она у безмолвных Небес, могла она обратиться? Дерзкие доклады осыпали ее упреками.
Опять проходили дни. Внутри посольств иностранцы заперлись как в крепости. Она слышала, что иностранцы голодали, и в тревоге за них послала им еды, однако посольства не приняли помощь, испугавшись, что еда отравлена. Она слышала, что их дети болели и мучились лихорадкой из-за недостатка воды, но когда она отправила в посольства бочки с чистой водой, они также были возвращены.
На пятнадцатый день шестого лунного месяца от руки Небес был получен последний удар. Перед воротами одного из дворцов боксеры убили сотни китайцев-христиан, и императрица, услышав, как невинные умирали, приложила руки к ушам и задрожала.