— Мы одержим быструю победу, — голос Гизаемона звучал уверенно. — Правитель Мацудайра будет благодарить нас за добычу средств, которыми можно платить его армии и армиям его союзников.
Ворота замка открылись. Восторженные солдаты, смеясь и радуясь, расходились по своим казармам. Сано хотел остаться рядом с правителем Мацумаэ и Гизаемоном. — Природа против вас. Ваши люди больны. И зимой нет времени подготовить военную экспедицию. Если у вас столько снега здесь, сколько его будет севернее?
— Мы еще туда не идем, — сказал правитель Мацумаэ. — Мы будем атаковать ближайшие деревни, а остальных оставим на весну. Он закричал:
— Давайте выпьем за наши будущие победы!
— По крайней мере, надо подождать, пока я не закончу расследование убийства, — сказал Сано.
— Вы закончили. — Внезапно правитель Мацумаэ взорвался гневом. — Я поверил вам, а вы меня подвели. Вы больше не занимаетесь расследованием. Я сам найду того, кто убил Текарэ, я заставлю наших заключенных сказать правду.
— Это лучшая идея, которую я слышал за долгое время, — сказал Гизаемон. — Я помогу. Пойдем.
Сано охватил ужас, потому что он знал, что это означало. Хирата вскрикнул:
— Нет! И бросился вперед, чтобы защитить Аветока и Урахенка, которые были связаны.
— Хирата-сан, я бы не делал этого, — сказал, ухмыляясь, капитан Окимото, указывая на солдат, которые направили луки на Сано. Одно движение пальца могло легко закончить его жизнь. Хирату охватило отчаяние и ярость.
— Пусть Хирата-сан пойдет с тобой, — обратился Гизаемон к Сано.
— Хорошо, — сказал правитель Мацумаэ. — Я покажу вам, как проводится допрос.
На женской половине солдаты заперли местных наложниц в своих комнатах. Рейко оказалась вместе с японскими дамами в их комнате. Горничные затопили мангалы и заваривали чай. Фрейлины возилась над госпожой Мацумаэ. Они сняли пальто, завернули ее в одеяло и натирали холодные руки и ноги. Никто не обращал внимания на Рейко. Она опустилась на колени в углу, задумавшись о событиях проходящего дня.
То, что Сирень не просто умерла, а была убита, само по себе было скверно. Рейко была ошеломлена, что это привело к войне. Сколько туземцев убито? Рейко опасалась за Сано. Может, он тоже убит в бою? Может она уже потеряла своего мужа, как и сына?
Чувство вины заполнило Рейко. Она была настолько погружена в свое горе, что не сделала ничего, чтобы помочь Сано. Если они никогда больше не увидят друг друга снова, то это отчуждение станет ее последним воспоминанием о нем. Рейко чувствовала такую изнурительную усталость и отчаяние, что она хотела лечь и спать, забыв обо всем.
Госпожу Мацумаэ рвало в таз, над которым фрейлины держали ее голову. — У Сирени был просто ужасный вид, — простонала она. — Как могла начаться вся эта война. О, вся эта кровь! Я не могу выдержать всего этого, я сойду с ума.
Госпожа "Умная" предложила ей чашку травяного чая. — Выпейте это. Это успокоит желудок.
— Я не могу, — вздрагивая, сказала госпожа Мацумаэ, будто у нее во рту был кляп. — Мне холодно. Я чувствую себя грязной от всех этих сегодняшних смертей. Они запачкали меня.
— Горячая целебная ванна поможет вам, — сказала госпожа "Анютины глазки".
Рейко вновь охватил гнев, подобный тому, что возник, когда она искала Сирень. Теперь, когда девушка умерла и Рейко простила ее, гнев был направлен в другой адрес. Подумать только: произошли такие ужасные вещи, а госпожа Мацумаэ только и делала, что заставляла других себя ублажать. Ранние обиды Рейко к госпоже Мацумаэ переросли в ненависть. У нее не осталось никакой жалости к этой женщине, которая потеряла свою дочь. Рейко потеряла сына, а ее собственная дочь Акико была слишком далеко, чтобы быть утешением. Госпожа Мацумаэ не заслуживала особого отношения, дающего ей право вести себя эгоистично. Сирень, по крайней мере, дала Рейко теплую одежду. Госпожа Мацумаэ вообще ничего не предложила. И подумав, Рейко пришла к выводу, что госпожа Мацумаэ была виновата не только в этом.
Фрейлины вывели госпожу Мацумаэ из комнаты. Рейко последовала за ними по коридору и, стоя перед дверью ванной комнаты, прислушалась. Когда стихли брызги воды и придворные дамы оставили госпожу Мацумаэ понежиться в ванне, Рейко зашла в комнату.
Это была небольшая комната с полом из деревянных досок. В циновки на стенах, для иллюзии тепла, были вплетены зеленые лиственные растения. В центре находилась круглая ванна, заполненная водой. Госпожа Мацумаэ сидела в ней, погрузившись до подбородка. Она откинула голову, ее глаза были закрыты. Над водой поднимался пар, пахло сладкими, острыми травами. Перед Рейко внезапно возник образ мертвой Сирени в горячем источнике. На мгновение она почувствовала неподвижное тело Сирени, увидела, как на нее смотрят невидящие, как у варенной рыбы, глаза. Ощущение тошноты и подпитало ее гнев.
— Просыпайся, госпожа Мацумаэ, — скомандовала она.
— Ну? — Дернулась голова госпожи Мацумаэ. Ее глаза распахнулись.
Без своего макияжа она выглядела старше, цвет лица был болезненный, пестрый, а рот бледный и одутловатый. Враждебно сосредоточив свои мутные глаза, она спросила:
— Что вы хотите?
— Говорить.
— Ну, я не хочу, — сказала госпожа Мацумаэ раздраженно. — Уходи. Она откинулась назад, закрыла глаза и сжала губы.
— Я не уйду. — У Рейко была версия о том, что случилось с Сиренью, и у нее была возможность надавить на госпожу Мацумаэ. Она опустила руку в ванну и плеснула водой в лицо Госпожа Мацумаэ.
Глава 23
Вождя Аветока и Урахенку посадили на грязный пол пустого склада внутри замка. Их раздели до пояса и связали им руки и лодыжки ног. Их ожесточенные лица покрывал пот, который блестел при свете горящих в мангале дров. Над ними склонились правитель Мацумаэ, Гизаемон и капитан Окимото, который достал кожаный, ощетинившийся металлическими зубцами, кнут.
— Это ваш последний шанс, — пронзительно, с маниакальным возбуждением, сказал правитель Мацумаэ. — Признайтесь, что вы убили Текарэ.
Гизаемон перевел его слова на язык туземцев. Возле двери восемь солдат охраняли Хирату и Сано. Хирата никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Если он попытается спасти айнов, люди Мацумаэ накажут не только Сано, но и Рейко и других его товарищей. Он смотрел с бессильной яростью, как вождь и Урахенка говорили, отрицая обвинения.
— Они говорят, что их испытание судом божьим доказывает, что они не виноваты, — сказал Гизаемон.
Правитель Мацумаэ рассмеялся:
— Сейчас мы посмотрим, как они выдержат мои испытания!
Окимото щелкнул кнутом, ударив вождя и Урахенка по груди. Они напряглись, сжали челюсти. На их коже появились кровавые отметины. Сано напряженно с мрачным выражением смотрел, что будет дальше. Хирата знал, это означало, что он задумался, вырабатывая стратегию и формулируя возражения.
— Что вы теперь скажете? — спросил туземцев правитель Мацумаэ. Они ответили отказам:
— Ну, если вы хотите страдать, то мы вам в этом поможем.
Опять засвистел кнут. Опять туземцы стоически перенесли боль. Тело вождя Аветока, его сухожилия и грубая кожа, были настолько жесткими, что он выглядел так, будто мог выдерживать порку бесконечно долго. Но Урахенка дрожал, пот катился по его лицу.
Плачущий от разочарования, правитель Мацумаэ выдвигал туземцам новые обвинения и требования признаться. Но Гизаемон получал явное удовольствие. Сано сказал ему:
— Ты хочешь, чтобы они признались, не так ли?
— Еще бы, — сказал Гизаемон, не прерывая жевания сассафрасовой жвачки. — Это поможет моему племяннику, сделает его снова здоровым.
— Я думаю, что ваша причина более личным, чем это, — сказал Сано. — Если они признаются, то позволят кое-кому уйти от расплаты.
Гизаемон рассердился:
— Этого достаточно для вас.
Солдаты нажимали на пальто Сано своими копьями, но он держался: