Таро подавил стон. Все хорошее настроение императора испарилось. Его отец оскалился.
— Невозможно, — он снова закашлялся.
Сатоши покраснел и посмотрел на свои колени.
— Точно, — сказал он. Не знаю, чем я думал.
Сопротивление было скорее на словах, чем на деле. Группы ёкаев одного вида собирались и возникали как сорняки. Пока что Сопротивление действовало раздражающе, почти по-детски: взорвать конвой, что нес рис во дворец, поджечь шахту, что поставляла во дворец железо. Но Таро казалось, что затевалось что-то крупнее. Несколько недель назад Сопротивление притихло, ходили слухи. Слухи о мастере оружия, обученном убийце-ёкае, с которым шел они, и они собирались в Токкайдо объединить отряды и создать армию.
Император чуть успокоился, сделал большой глоток сакэ и вытер жир со рта шелковой салфеткой.
— Скажи, что так заняло тебя днем? спросил он у Таро.
Рот Таро удивленно раскрылся. Император никогда не спрашивал про его изобретения. Единственный раз отец проявил каплю интереса, когда Таро создал ошейник из железа, что не ломалось. Сатоши вырезал на ошейнике проклятия и надел на шею они, поработив его. Когда демон пытался снять его, его руки горели. Его сила, сила тысячи людей, была подавлена. Император использовал этого они, чтобы восстановить Весеннюю комнату. Несколько дней спустя большой демон сломал спину, пока нес тысячелетнюю вишню.
Таро уже не делал ошейники. Император убрал храм и на его месте сделал кузню. Кузнецы работали над ошейниками. Звон металла звучал весь день, дым закрывал солнце. Теперь все ёкаи получали ошейники, их записывали при рождении, относились к ним хуже, чем к собакам на поводках.
Конечно, некоторые ускользали от императора. Матери в ошейниках много платили людям, чтобы они забрали их детей на западные земли. Некоторые люди сочувствовали ёкаям, но многие пользовались этим. Тайный путь с восточных земель на запад стоил дорого. И были кланы ёкаев, которых еще не победили. Высоко в горах Цуко-фуно, слишком высоко, чтобы император направил туда воинов, был монастырь тайджи, где жили монахи-ёкаи, запертые навеки в детстве.
Изобретя ошейники, Таро стал следить, чтобы его творения не стали тем, что может поработить всех ёкаев.
Таро смотрел на отца, щурясь.
— Я работал над механической канарейкой, — Таро взбодрился, подумав о птичке.
— Канарейка? тихо спросил Сатоши.
Таро повернулся к монаху.
— Да. Я сделал ей маленькое сердце из шестеренок, и я создаю перья для ее крыльев, чтобы она полетела
Император отмахнулся
— Ты не сможешь это делать, когда начнется состязание. У тебя будут дела. И времени на мастерскую не хватит.
Таро скривил губы.
«Конечно, он хочет поговорить о состязании. Как жаль, что меня там не будет».
— Его величество прав, — сказал Сатоши, краснея. Таро не знал, должен ли был Сатоши звать отца «Его величество». Тебя будут ждать на многих мероприятиях. Постоялые дворы уже полны девушек и членов их семей, — и он добавил. Я говорил сегодня с мастером Ушибой, и он говорит, что это будет самое сложное состязание за поколения, — мастер Ушиба, еще заноза в боку Таро. Он серьезно воспринимал работу, часто преследовал Таро, чтобы задать вопросы: «Что вы думаете о медоносных пчелах в Летней комнате? Как насчет бури в Осенней комнате? Снег клише для Зимней комнаты. Может, сделаем большие ледяные плиты, что движутся?». Мелкий мужичок с белыми глазами, хитрый и сильный, возникал отовсюду.
Раз в столетие рождался человек с глазами без зрачков и радужки. Это было знаком благословения. Богиня Кита даровала ребенку особенный талант способность управлять природой. Ушиба мог склонять четыре стихии огонь, воду, воздух и землю своей воле.
Таро оттолкнул тарелку, отвращение мешало есть. Он пару секунд подбирал слова.
— Девушки умирали в Комнатах. У тебя нет чувства приличия? Так хочется крови? спросил он у Сатоши. Перед началом состязаний устанавливали правила. Важнее всего было «Не убивать», в Комнатах были хищники. Все были в опасности. Сатоши хватило ума показать раскаяние. — Это древняя традиция, ее нужно соблюдать. И быть призом
Император опустил кулак, стол покачнулся. Рыба в желе задрожала, как и Сатоши.
— Мне хватило твоей апатии, — он склонился ближе. Ты это сделаешь. Если не для меня, то ради своей матери. Забыл, как когда-то она участвовала в состязании?
От упоминания матери горе и вина сжали сердце Таро.
«Она была бы жива, если бы не я, — няня Таро любила рассказывать об императрице, и как дико и сильно ее любил император. Как мог мужчина так сильно любить женщину, но не сына, что она родила ему?» — Таро посмотрел в окно. Капли дождя мешали видеть.