Она вздохнула, убрала выбившуюся прядь с лица. Сзади все болело. Лишь пара часов в дороге, а ее кожу уже покрыл толстый слой пыли. При первой же возможности Мари умоется, распустит волосы и сменит это глупо украшенное кимоно на свое простое и удобное синее. Мыли бегали, как волки на охоте. С каждым дюймом пути они были все ближе к городу императора, к Дворцу иллюзий, самому опасному месту для ёкаев. Ее противники будут людьми, и она не сможет взывать к зверю во время состязания. Слишком много глаз будет смотреть. Никто не должен был знать, кем она была на самом деле.
Раненый самурай подвинул лошадь и зашагал рядом с Мари.
— Мы в четырех днях от Токкайдо. Через пару часов остановимся для ночлега в храме.
Мари кивнула.
— Надеюсь, вы доживете до этого, — она посмотрела на его плечо.
Он издал смешок.
— Не списывайте меня со счетов. Я слишком упрям, чтобы умереть, — он склонил голову. — Маса.
Мари ответила тем же жестом.
— Мари, — она отметила, что его правая ладонь — раненая сторона — едва держала поводья. Плохой знак. — Вы перестали чувствовать руку? — спросила она. Мари огляделась в поисках цветка с бархатными листьями и темно-лиловыми, почти черными, лепестками.
Он сжал ладонь, и пальцы задрожали.
— Это не сравнить с тем, что я преодолевал раньше, — Маса отклонил голову, открывая неровный шрам под подбородком, пропадающий за воротником. — Каппа чуть не съел меня заживо во время моего первого похода по этим горам, — в нижних частях гор было много этих водных существ. Они любили кишки, но еще больше — огурцы. За огурец они давали погладить себя или приносили рыбу взамен.
Главный самурай, который сильно хромал, оглянулся через плечо, хмуря брови над пристальным взглядом. Слабый ветер шевелил пучок на его голове. Он смотрел долго, а потом развернулся.
— Похоже, я ему не нравлюсь, — призналась Мари. Он весь путь оценивающе поглядывал на нее.
Маса улыбнулся.
— Хиро никто не нравится. И у него есть только два выражения лица: злое и не очень злое.
Мари рассмеялась и взглянула на хмурого самурая.
— Что сейчас? Он злится или не очень? — спросила она заговорщическим шепотом.
Маса склонился, морщинки появились в уголках глаз. Мари не понимала, как мужчина, так страдающий от боли, мог веселиться.
— Не очень злится. Сопровождение тебя в Токкайдо сделало нас богатыми. Мы едва могли поверить своей удаче, когда нас нашел гонец твоей матери. Половину оплаты мы уже получили. Пока что это наш рекорд по оплате.
Мари ответила на заразительную улыбку Масы. Они ехали в относительной тишине. Высокие деревья обрамляли дорогу. Ветерок будто мягкой кистью ласкал щеку Мари. Шаги лошадей эхом разносились по горе. Вскоре Мари ощутила на себе вес взгляда Хиро.
Мари выпрямила спину и прикрыла глаза. Она убеждала себя, что ей все равно, что он думал о ней. Это было ложью. Раньше всего жен-зверей учили нравиться. Женщина должна быть нежной и доброй, не говорить много. Мама всегда говорила так Мари, пока ее обучение не сменилось тренировками для боя. Но ранний урок запомнился. Она подавляла желание извиниться за то, что не нравилась ему.
Маса вздохнул и постучал пальцами по седлу.
— Хиро говорит, твой народ обманывает мужчин, выходит за них замуж и ворует их богатства, — Мари вздрогнула. — Не переживай. Твоя мать заплатила за наше молчание. Наши губы на замке, — Мари выдохнула. Она не знала, было ли чертой самурая говорить правду, какой бы неприятной она ни была.
Гнев кипел в Мари. Одно дело, когда она ненавидела древние обычаи своего народа. Другим делом было слышать это от чужака.
— Осуждать проще, чем понять, — процедила она.
— Согласен. Когда Хиро назвал тебя гадюкой подколодной и сказал, что тебе нельзя доверять, я тоже так сказал, — отозвался Маса.
Будто слыша их, Хиро свистнул, подзывая Масу.
— Он не хочет, чтобы я говорил с тобой, — сказал Маса. — Боится, что ты обманом женишь меня на себе, а потом бросишь, отчаянного. Словно такое возможно, — самурай бодро рассмеялся.
«Ты недостаточно мила», — Мари кашлянула и нахмурилась.
— Что бы он ни думал обо мне, что бы ты ни думал о моем народе, вы оба ошибаетесь, — она помнила слова Хиссы: «Мы чудовища». Слова ее матери: «Только так я могла уберечь тебя». — Не все только хорошие или только плохие. Так думать — ошибка.
Маса поджал губы. Он схватил поводья коня короткими пальцами и пошел прочь, но обернулся.
— Лучше спрячь ожерелье и все ценное, пока мы спускаемся по горе. Лучше не привлекать лишнее внимание.