Хиро понюхал.
— Что это?
— Ночной цветок, — ответила она. — Мы помогали им в деревне женщинам после родов. Он избавляет от инфекции, — веки Масы трепетали, пот покрывал его лоб. Он уснул глубоким лихорадочным сном.
Хиро молчал, его глаза сияли, отражая языки огня.
«Наверное, он представляет, как будет убивать меня».
А потом он заговорил тихо и искренне.
— Он мне как брат.
Мари склонилась и принялась протирать рану Масы. Мужчина вздрогнул, но не проснулся. Она скрывала эмоции.
Мари слабо кивнула и продолжила работу. Она обмакнула два пальца в мазь и густо смазала ею рану Масы.
Хиро все время стоял рядом, как безмолвный страж. Закончив, Мари вымыла руки, вытерла пот со лба Масы, укрыла его чистым одеялом. А потом ушла к своему матрасу.
— Спокойной ночи, Хиро.
— Мари, — окликнул Хиро поверх костра. Ее спина напряглась. — Если спасешь его, я буду у тебя в долгу.
— Представь это, — ее глаза хитро блестели. — Ты в долгу у подколодной гадюки, — она забралась под одеяло и отвернулась.
ГЛАВА 11
Мари
Скрытый город.
Так подумала Мари, увидев Токкайдо, город императора, раскинувшийся перед караваном. Он переливался серебром и золотом, наполовину в тени, наполовину озаренный уходящим солнцем. Холмы, покрытые лесом, укутанные туманом, и море усиливали столицу. Сверху пролетели дикие гуси, их печальные крики отражались от крыш.
Они поднялись на холм, и Мари увидела, что здания располагались в определенном порядке. Улицы стояли параллельно, разделенные промежутками. Но края казались не законченными, словно у художника кончились чернила у рамки картины.
Прошел еще час, и они добрались до стен города. Врата охраняли два храпящих самурая. Караван прошел незаметно. Дети с впавшими глазами и опухшими животами молили у процессии монет. Мари вытащила ожерелье с медными монетами из-под кимоно, но не успела снять монеты, детей прогнал дошин, низший самурай, служащий в патруле, вооруженный стальными палками с крючками.
Брусчатка была полна людей, телег и зверей — все двигались в разные стороны. Мари с тревогой вдохнула, ее стражам-самураям пришлось замедлиться и шагать ближе друг к другу. Они держались главной улицы, которая пересекала город и заканчивалась у Дворца иллюзий. По краям дороги были рынки, гудели своей жизнью, как город внутри города.
Маса сидел с Мари в паланкине, шторы были раздвинуты. Его лихорадка прошла утром, благодаря ночному цветку Мари, но он все еще был слабым.
— Одиннадцатый район, — сказал он, стиснув зубы и держась за плечо. — Лучше держаться подальше от рынков, если есть возможность.
Мари рассеянно кивнула, суета потрясала ее. В воздухе пахло грязью, дымом и кунжутным маслом, но за всем этим была свобода, шанс. У нее был шанс на великие поступки. Тут можно быть, кем захочешь. Она подумала о темном бесконечном коридоре с дверями по бокам, полными тайн и скрытых возможностей.
Паланкин дернулся, ему пришлось сдвинуться к краю дороги, и Мари схватилась за сидение, чуть не вылетев. Большая телега с восемью пассажирами-людьми прогремела мимо. Вместо скота в нее были впряжены четыре демона-они. Их рога и зубы были спилены. На каждом был сияющий ошейник с вырезанными завитками. Мари искала взглядом замки, но швы были сплавлены друг с другом. Демоны тянули, и их мышцы проступали от усилий.
Радость Мари стала пеплом, сменилась страхом и отвращением. Она забыла, что была ёкаем. Забыла об опасности. Реальность четко показала ее место в городе — на дне, где все могли пройтись по тебе.
— Осторожно, — предупредил Маса. — Если проявишь эмоции, вызовешь вопросы монахов.
Впереди два священника в сером слонялись у магазина стеклодува. Их головы были бритыми. Их лица и ладони были покрыты синими татуировками, придавая их коже и губам голубой оттенок. Проклятия. Жены-звери приносили в деревню страшные истории о людях-монахах с чернилами в коже. Прикосновение к их коже обжигало. Она не поднимала головы, пока они шли мимо монахов, но она ощущала пульсирующий жар, исходящий от них, и вкус жженой корицы во рту. Она не видела ее, но ощущала. Магию, полную боли. Кровь стыла в венах. Опасность окружала ее.
Дорога сужалась и тускнела. Рынки стали рядами скрипучих домов, склоняющихся друг к другу, закрывающих свет. Мари смотрела на жителей с долей любопытства. Старуха казалась человеком, кроме ее глаз, которые были черными и без век. Мужчина в одежде монаха, но с красным лицом, носом картошкой и большими пернатыми крыльями, что волочились по земле, сметая грязь с улицы. У всех были печальные и уязвимые лица. Все были горбатыми, ведь всю жизнь смотрели вниз. Все были ёкаями. Как и они, все были в металлических ошейниках. Мари хотела выпрыгнуть из паланкина и побежать к ним, помочь им. Но самосохранение и трусость держали ее на месте.