Подозрения Таро рассеялись. Почему он вообще сомневался? Он вспомнил о медной канарейке в руке. Он завел птицу и отпустил. Канарейка взлетела и опустилась, зависнув над каменным фонарем.
— Летает немного неровно, — Мари шагнула к птице.
Птица жалела одно крыло, и полет ее был кривым.
— Ничего, — сказал он. Она ранена, но все еще бьется, — птица опустилась на мох, и он смягчил падение. Таро поднял птицу и открыл ее грудь пальцем. Он погладил шестеренки и объяснил, как работали механизмы. Важнее всего сердце.
Мари коснулась птицы, отвлекая Таро.
— Вы говорите о птице, как о живой.
— Что такое жизнь? спросил Таро, криво улыбаясь. Многие верят, что это все с душой. Эта птица была мне другом, — он смотрел на свои ноги, пока подбирал слова. Каждый раз, когда я создаю что-то, я вкладываю туда кусочек своей души, — Таро сделал паузу. Даже в ошейники, — он поднял голову и увидел уязвленное выражение лица Мари. Это не значит, что я горжусь ими. Я все еще сожалею, но они часть меня, — он осторожно закрыл грудь птички и вложил ее в ладони Мари. Мой подарок тебе.
«Кусочек меня».
Ладони Мари дрожали, она сомкнула пальцы на медной канарейке.
— Спасибо, — ее голос звучал сдавленно. Но она улыбнулась, искренне и загадочно.
— О чем ты думаешь? спросил Таро. Ее волосы были стянуты в замысловатый пучок и украшены серебряным гребнем, что мерцал, ловя свет.
Мари подняла голову к небу.
— Я выросла так далеко отсюда, но вы были так же замкнуты. Вы тоже, как я понимаю, были одиноки всю жизнь, — она посмотрела в его глаза. Во Дворце иллюзий одиноко?
Таро ответил хриплым голосом:
— Безопасно.
— Я не это спрашивала.
«Да, — хотел ответить он. Одиноко», — Таро любил свои творения, но они были холодными. Не могли говорить или чувствовать. Мари посмотрела в глаза Таро. Воздух гудел. Они шагнули друг другу, притягиваясь, как магниты.
Таро сжал запястье Мари. От этого она выдохнула. Он склонился к ее губам. Молний не было. Как и фейерверков. Или жара. Но нежное тепло пробралось в Таро, а с ним и пылкая уверенность. Его губы бережно двигались на ее губах. Миры танцевали перед его глазами, когда Мари вздохнула и притянула его ближе. Он ощущал что-то жадное, раскрывающееся в нем. Он не мог отпустить это создание воды и лунного света.
Мари резко прервала поцелуй. Она отпрянула. Она прижала пальцы к губам, ее глаза расширились. Удивление проступило на ее лице, а с ним что-то еще. Страх?
Таро вдохнул, желая снова поймать ее губы, заглушить протесты. Но остался на месте.
— Прости, — сказал он, хоть не жалел.
— А вам жаль? спросила Мари.
Его губы опустились в привычном выражении.
— Нет.
Мари прищурилась.
— Мне пора идти, — она отпрянула еще на шаг.
— Нет, — сказал он сдавленно. Я не хочу, чтобы ты уходила, — теперь он звучал как избалованный ребенок, но он не мог остановить страх, что сдавил его горло. Если он отпустит ее, может больше не увидеть.
Мари насмешливо улыбнулась.
— Вы всегда получаете то, чего хотите?
Таро даже не пришлось об этом думать.
— Да, — ответил он. Но не то, что мне нужно.
— Так вы признаете, что вы избалованы? спросила она, не реагируя на его последние слова.
Таро фыркнул.
— Да, я избалован и упрям, — два его самых крупных изъяна. Он опустил взгляд, качая головой. Мари есть то что мне нужно тебе сказать.
— Не надо, — сказала она с предупреждением.
Слова полились из него.
— Я приказал освободить всех светлячков, потому что тебе не нравилось, что их заперли, — они смотрели в глаза друг другу, он сжал кулаки. Я был трусом, боялся выступить против отца, но больше так не будет. Я хочу быть другим. И я могу, если ты будешь рядом. Ты вызываешь во мне желание быть лучше.
Она поджала губы и ответила.
— Вы должны хотеть быть лучше ради себя, а не кого-то еще.
Он не знал, как ответить, так что сделал это, как мог:
— Осталось две комнаты. Я верю в тебя. Я верю, что ты одолеешь Времена года и будешь моей императрицей. И я верю, что судьба свела нас в саду. И теперь я верю в нас, в то, что мы можем сделать вместе. Я верю, что вместе мы все сделаем лучше, — он замолчал, его ранила собственная уязвимость. Его грудь словно треснула, сердце вытащили и разглядывали все его дефекты.
— Вы жестоки, Таро, — горько сказала она, глаза блестели от непролитых слез.
— Мари — он потянулся к ней, но она подняла руку.
— Так не честно. Вы обещаете мне то, что я не могу получить.
— Не понимаю, — он смотрел на нее.