К. Нахимов: «Я бы с удовольствием поделился с вами своими знаниями на этот счет»
А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…
К. Нахимов: «Анна?»
А. Румянцева: «Не думаю, что это хорошая идея»
К. Нахимов: «Когда я увидел вас в клубе Мирного, то был поражен вашей красотой и изяществом. Быть может, вы найдете возможность уделить мне немного времени для очной встречи»?
А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…
К. Нахимов: «Анна?»
А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…
Княжич встал из-за стола, за которым завтракал с товарищами, и, неразборчиво попрощавшись, вышел на улицу. Девушка что-то так долго набирала, что Кирилл не находил себе места, ему срочно требовалось пройтись, а лучше — проехаться, если она сию же секунду не пришлет свой положительный ответ.
Телефон пиликнул входящим сообщением.
А. Румянцева: «Кирилл, я бесприданница с сомнительной репутацией. Не тратьте время ни мое, ни свое»
К. Нахимов: «Вы несправедливы ни к себе, ни ко мне»
А. Румянцева: «Вы даже не представляете, что у меня на душе за этой, как вы выразились, красотой и изяществом»
К. Нахимов: «Не представляю, но дайте мне шанс узнать»
А. Румянцева: печатает… печатает… печатает…
Кирилл стоял прямо посреди плохо очищенной дорожки между корпусами университета, в распахнутой куртке и без шапки, и гипнотизировал взглядом экран телефона. Княжичу не было холодно, он вообще не замечал мир вокруг себя. Его волновало лишь то, что запавшая в душу девушка что-то набирала, набирала и никак не решалась отправить.
А. Румянцева: «Это дурная затея, княжич Нахимов. Прошу вас, оставьте бедную девушку в покое, на мою судьбу и так выпало немало трудностей»
Нахимов хмыкнул. Отсутствие категоричного отказа — это почти что приглашение на охоту. Впервые за долгое-долгое время княжич чувствовал подъем и эйфорию от общения с девушкой, и это стоило дороже всех сложностей, что мог бы принести такой брак.
Она его зацепила, и он был готов бороться.
Кирилл вдохнул полной грудью и, предвкушая будущую встречу, направился на пары.
Время залечило тяжелую рану. И жизнь готова была принять в свой бурлящий поток очнувшегося от многолетнего коматоза юношу.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Тем же вечером Его Высочество изволил явиться ночевать в общагу.
— Иван, я тебя прибью, — честно заявил я, едва цесаревич закрыл за собой дверь.
— За что? — возмутился парень.
— За твои дурные шуточки, — пояснил я. — Если раньше я был просто бастардом Демидовых, то сегодня по углам университета уже начали шушукаться, что я имею прямо вот непосредственное отношение к роду Романовых.
— Ну так и прекрасно, — пожал плечами Иван. — Больше слухов — меньше вопросов.
— Каких, к чертовой бабушке, вопросов?!
— Почему ты так много времени проводишь с Его Высочеством Иваном Дмитриевичем Романовым, — спокойно произнес Иван, положив передо мной простую кожаную папку.
— И как это связано? — приподнял бровь я, не спеша притрагиваться к папке.
— Напрямую, — цесаревич уселся в гостевое кресло и посмотрел на меня так, как обладатели царской крови смотрят на своих подданных. — Ознакомься и озвучь мне свое положительное решение.
Я недовольно цокнул, но папку все же открыл.
Нельзя сказать, что меня вело любопытство. Скорее, я был уверен, что, пролистав пару-тройку листов, разнесу идею цесаревича в пух и прах, и на этом тема сама собой заглохнет.
Увы, цесаревич подготовился как следует. В папке лежали проекты приказов, положений и прочей бюрократической обвязки подразделения под миленьким названием «Особый потешный отдел».
Задуманный отдел подчинялся напрямую цесаревичу, оплачивался из его казны, контролировался им же и отчитывался только ему. Полномочия у сотрудников были широкие. Нет, даже так — ШИРОКИЕ. Можно было входить в дома к любым аристократам и класть мордой в пол всех присутствующих, можно было устраивать допросы людей вне зависимости от сословной принадлежности, можно было думать и действовать без оглядки на все прочие структуры.
Платили за это действительно хорошие деньги. Ну, для тех, у кого нет в собственности социальной сети. Гибкая штатная структура, множество привилегий, один начальник в лице Его Высочества и почти никакой бумажной волокиты.