Еще месяцок, и ничего не будет напоминать о случившимся.
Здание, где проходил Большой прием, было самым современным из тех, где я успел уже побывать. Входные двери плавно разъехались перед нами, внутри ждало несколько арок досмотра, почти как в аэропорту, а после этого нас принял распорядитель и отвел в огромный зал, больше напоминающий помещение для конференций. Да, конечно, все было в дорогом камне и золоте, хрусталь светильников шикарно переливался, а в темном паркете на полу можно было увидеть собственное отражение, но тем не менее, меня не оставляло ощущение высокой технологичности здания.
Гостей, точнее, визитеров расставляли в строгом порядке с придворной иерархией, и наше место по идее было где-то на галерке, куда и поставил нас провожатый. Я успел кивнуть Лютому, изображавшему столб, и Серову, профессионально сливавшемуся с интерьером, как к нам подошел другой служитель. Судя по пышности наряда, этот был старше по чину, и он же переставил нас где-то на середину, рядом с нашими университетскими друзьям.
Это перемещение сопровождалось шепотками — благородным не понравилось такое смешение, военные явно хотели бы, чтоб меня определили в их сектор, женщины просто смотрели на мою невесту со смесью презрения и зависти. Нам было здесь не место, но оспаривать этого никто бы не посмел. Раз переставили, значит, так решил Его Величество.
А там кто знает, может, меня не награждать сейчас будут, а прилюдно пороть на радость публике?
Пока время позволяло, мы с друзьями обменялись приветствиями и комплиментами. Нарышкина украдкой показала мне большой палец. Демидова, заметившая этот жест, выразительно приподняла бровь, но мы с Марией его дружно проигнорировали.
— Вас не просто так сюда подвели, — негромко произнес Ермаков, склонившись ко мне.
Хотелось сказать, что я надеюсь отделаться легким испугом, но не успел — распорядитель объявил малый титул Его Императорского Величества.
Двери распахнулись, и в зал вошел государь с семьей.
Пожалуй, выглядел Дмитрий Алексеевич получше, чем когда я его нашел на бетонном полу, но все еще недостаточно хорошо. Восстановление требовало сил, а лежать и плевать в потолок, когда у тебя на плечах огромная империя, очевидно некогда.
На императрице произошедшее тоже отложило свой отпечаток, и даже косметика не скрывала усталости. Хотя, пожалуй, было еще что-то. Что-то, что Ее Величество тщательно старалась скрыть, но я в своей жизни видел это трижды с близкого расстояния, и изменившаяся походка выдавала императрицу с головой.
Принято объявлять о беременности в королевской семье, когда проходит минимальный порог жизнеспособности плода, возможно, сегодня будут действительно хорошие новости.
Дети — это всегда хорошо.
Император сел на трон на небольшом возвышении, его супруга разместилась по левую руку на троне поменьше и попроще, цесаревич встал за плечом отца по правую руку, а царевна — за плечом матери по левую.
На пару секунд в зале воцарилась тишина. Василиса держалась за мой локоть так, словно она тонула, а я был спасительной соломинкой. Я накрыл пальцы девушки своей ладонью, и она чуть ослабила хватку.
В целом, я понимаю, какое впечатление на нее производило происходящее. Государь с семьей практически на расстоянии вытянутой руки! Для неблагородного жителя империи просто увидеть вживую правителя — невероятная редкость, а чтобы вот так близко практически никогда. Можно смело хвастаться соседям, знакомым и родственникам всю жизнь.
Да и, честно говоря, императорская семья не выглядела слабой или блеклой. Уставшими — да, еще не до конца восстановившимися после случившегося — тоже да, но сломленными, потерянными? Нет.
И это внушало оптимизм в подданных. Ведь пока на троне сильный правитель, в стране будет порядок и процветание, а произошедшее скоро забудется и замылится другими, более насущными вопросами и позитивными новостями.
Начало которых явно произойдет сегодня.
— Господа, дамы, — взял слово государь, обводя взглядом зал с легкой улыбкой. — Я рад видеть так много лиц здесь сегодня. Особенно отрадно, что это лица людей, верных трону и Российской Империи. Тяжелые времена были, есть и непременно еще будут. Но мы — сильны своим единством. Веками Российская Империя стоит на том, что принимает людей любой веры, любой крови. Требует немало — верности. Но и взамен дает соразмерно. И сегодня вы узнаете, как эта верность, проявленная в самый черный час для нашей страны, будет награждена.
Легкий шелест прокатился по залу — люди замерли и, кажется, даже не дышали на речи государя, и теперь шуршали в нетерпении.