По крайней мере, такие настроения витали в воздухе, и это действительно опускало мораль войск.
Я знал, что на юге Багратион с его кавказским полком рвется в бой, но неравномерные прорывы никому не нужны. Так что мы отступали, ждали, и казалось, что кулак сжимается, чтобы как следует дать сдачи.
Но держать войска на низком старте тоже так себе затея — люди перегорают, устают и неизбежно будут делать ошибки. Так что Иван тут на самом деле весьма кстати торговал лицом. Вообще, у цесаревича был запланирован вояж вдоль всей прифронтовой линии, что заставляло мрачнеть Лютого, а меня смиряться с неизбежным.
Бегая рядом с боевыми действиями, рано или поздно окажешься в эпицентре пекла.
Полевой госпиталь этого мира ничем не отличался от полевых госпиталей, которых я насмотрелся за свою предыдущую жизнь. Тот же тошнотворный запах крови, смерти и попыток ее отогнать. Люди стонут, датчики пищат, операционная за символической ширмой из брезента не добавляет воодушевления.
Едва мы вошли, ближайшего к входу парня медсестричка, заливаясь слезами, накрыла с головой. Иван побледнел, но с шага не сбился. Лишь глаза засияли от гнева.
Посмотри, посмотри внимательно — все решения сверху так или иначе могут привести к такому результату. Смотри внимательно и запоминай на все свое долгое царствование.
Нам навстречу вышел главврач — еще более уставший мужчина, явно державшийся на кофеине и силе воле. Лежащие бойцы, кто мог, жадно следили за движением наследника престола. Иван тепло им улыбнулся, набрал в грудь воздуха и даже открыл рот, чтобы толкнуть какую-то ободряющую речь.
И в следующий миг загрохотало.
— Твою мать! — выругался Лютый, попытавшись схватить за шкирку Ивана и выволочь из госпиталя.
Я замер и прикрыл глаза, поднимая плотный воздушный щит вокруг госпиталя.
— Что происходит? Что происходит?
— Прорыв! — орала рация на поясе у Шрамова. — Танковый прорыв!
Еще один грохот, и голос в рации оборвался. Я наткнулся на поистине бешеный взгляд Лютого.
— Держу щит, — спокойно произнес я. — Но держать бесполезно, еще пара точных попаданий, и его разнесет.
Народ не вопил, не суетился, даже самые молоденькие медсестрички гордо выпрямились и вопросительно посмотрели на главврача. Эвакуация госпиталя — дело небыстрое. А если сейчас здесь будут танки, то раненых не спасти, а медики… Медики их просто не бросят.
И цесаревич тоже не должен их бросать, это понимали и Иван, и Лютый.
И я.
— Ладно, — вздохнул я. — Игорь, я оставляю щит, принимайте и держите.
— А ты куда намылился? — прищурился силовик.
— Ваше Высочество, — обратился я к молча стоявшему Ивану. — Разрешите поприветствовать наших соседей?
Взгляд парня был максимально говорящий. Тут и «прости, что втянул» и «ты же зазря погибнешь» и «как я Василисе в глаза буду смотреть». Но Дмитрий Алексеевич хорошо выдрессировал своего наследника, и Иван лишь коротко кивнул.
— Мирный, чтоб тебя, ты куда намылился⁈ — прорычал Лютый.
— Жечь танки, — усмехнулся я, выходя из госпиталя.
Можно было и там, наверное, но мне хотелось вдохнуть чистый воздух. Даже если это будет финальный аккорд, встречать его под амбре немытых уток у меня не было никакого желания.
Я вышел и увидел суетящихся людей. Где-то грохотала арта, пара магов что-то там колдовали, но люди были не готовы.
Пережгли личный состав, и он расслабился.
Я прикрыл глаза и сделал глубокий вдох. Туман призывать нельзя, ослеплю и чужих, и своих. Но кто сказал, что он нужен, чтобы увидеть?
Земля стонала под гусеницами мчащихся к нам танков. Да, надо отдать нашим парням должное, четверть, наверное, они успели снести, но этого было мало.
Мало, когда у тебя наследник престола в полевом госпитале.
Воздух нагревался от раскаленных дул, от двигателей, от чужого дыхания. Война замешивала землю со снегом и льдом на чужой крови. Может, призвать электричество и что-нибудь закоротить в танках? Немецкая техника всегда была такая нежная.
Если выживу, то Разумовский меня лично прикопает.
Я почувствовал, как костяшки пальцев нещадно закололо от избытка магии, и усмехнулся.
Ну, привет, сестричка. Давно не виделись.
Земля треснула перед самым первым немецким танком и рухнула вниз, увлекая технику за собой. Воздух внизу мгновенно раскалился, и металл начал плавиться, обращаясь в трехгранные штыки.
Сотни тысяч трехгранных штыков.
Я махнул ладонью и отправил их обратно в полет.