Действительно, специфика окружающей среды не раз меняла политическую, экономическую и военную судьбу Византии. Страшная эпидемия так называемой Юстиниановой чумы 541–542 гг. ввела империю в глубокий демографический и санитарный кризис, из которого она выйдет в лучшем случае двумя веками позднее. Затем 120 морозных дней зимы 927–928 гг. ускорили экономические и социальные изменения, в результате которых крупные землевладельцы присвоили себе земли более мелких и слабых. Такой передел был невыгоден византийскому правительству, но приостановить его не удавалось. Другим постоянным природным фактором была вулканическая активность. Фракийское землетрясение 1354 г. уничтожило множество городов, среди которых Галлиполи на западной стороне Дарданелл. Турки-османы воспользовались этим, чтобы создать ряд плацдармов на европейском берегу — опорных точек для дальнейшего завоевания государства Палеологов. Ситуация усугублялась тем, что в середине XIV в. снова началась эпидемия чумы — «черной смерти», а также стали очевидны первые последствия ухудшения климата, вызванного началом Малого ледникового периода. Все это сыграло существенную роль в снижении экономической активности и внесло свой вклад в политическую нестабильность того времени[63].
Рассматривая политические практики вкупе с исключительным долгожительством империи, историки приходят к выводу, что природа императорской власти была одной из важнейших причин ее незыблемости. По-видимому, именно идеология обеспечивала прочную связь между империей и ее подданными, цементируя государство. Перемены в политическом режиме, в свою очередь, рассказывают о способности и желании меняться. На этом следует остановиться подробнее.
Читателю, знакомому с историей абсолютизма при Старом порядке, основанном на Божественном праве, политический режим византийской империи кажется вполне понятным. Государством управляет монарх, концентрирующий всю власть в своих руках и распределяющий исключительные права, единовластный правитель, стоящий выше любого другого человека, считающий себя наместником Бога на земле. Попутно отметим, что выбранная параллель не случайна: французские короли, в том числе Людовик XIV, нередко вдохновлялись византийским примером. Один лишь императорский титул, фигурирующий на многочисленных правительственных документах (официальная переписка с подданными и иностранцами, печати, наиболее торжественные акты канцелярии — грамоты-хрисовулы и т. д.), может многое рассказать об императорских притязаниях и понимании собственной власти. Вот что гласит официальная титулатура: «Император (basileus) верный (pistos) Богу во Христе (en Christô tô Theô) и самодержец ромеев (kai autokratôr Rhômaïôn)». Такая формулировка подчеркивает многие важные аспекты.
В первую очередь речь идет о том, что император получал свою власть от Бога, а Византийская империя была выборной монархией в том смысле, что правитель выбирался Богом. Мы вновь имеем дело с римским наследием, вспомним практику аккламаций[64] — одобрительных или неодобрительных возгласов при вступлении магистратов в должность или по другим поводам. Аккламации придавали событиям законное основание. Они возглашались армией или ее представителями, народом и Сенатом, который существовал как в Древнем, так и в Новом Риме. Различные византийские источники донесли до нас свидетельства о торжественных аккламациях, но по официальной версии они могли лишь следовать Божественному выбору, который падал на того или иного человека. В середине XIV в. императора приветствовали по следующей формуле: «Пусть Бог дарует долгую жизнь Вашему могущественнейшему и святейшему величеству, избранному Богом, коронованному Богом и хранимому Богом на долгие лета»[65]. Таким образом, утверждалось, что император правит прежде всего по Божественному поручительству. Эта концепция развивалась со времени правления Константина в начале IV в. Его панегиристы, среди которых был известный Евсевий Кесарийский, развивали то, что сейчас назвали бы политической теологией. Император приравнивался к апостолам и правил земной империей, созданной по образу и подобию Царства Небесного. Идеологема была настолько убедительной, что просуществовала более 1000 лет, так же как и память о Константине, в конце концов канонизированном Церковью. Одиннадцать византийских правителей носили его имя, в том числе самый последний, Константин XI Драгаш, павший с оружием в руках в бою против турок-османов 29 мая 1453 г. Другой важной фигурой, по крайней мере в средний период (VII–XII вв.), для византийских императоров был царь Давид, ветхозаветный образец богоизбранного правителя.
65
Traité des offices, cité par Cécile Morrisson et Angeliki Laiou (dir.), Le Monde byzantin, t. 3: L’Empire grec et ses voisins, XIIIe—XVe siècle, Paris, PUF, 2011, p. 145. Этот текст, описывающий придворный церемониал, получил небывалое распространение в европейских библиотеках позднего Средневековья и Нового времени. Так, например, мы находим его среди книг королей Франции и Испании. Об этом см.: Marie-France Auzépy, «La fascination de l’Empire», dans M.-F. Auzépy (dir.), Byzance en Europe, op. cit., p. 12.