— Нет, — бормотал Цицерон, читая все это, — Веррес правит не провинцией. Он правит настоящим преступным государством.
С согласия трех сицилийцев я спрятал свитки в окованный железом сундук и запер его на замок.
— Очень важно, друзья мои, — сказал им Цицерон, — чтобы до поры до времени наружу не просочилось ни слова. Продолжайте собирать свидетельства и показания, но делайте это скрытно. Веррес многократно прибегал к устрашению, не брезговал и насилием, и можете быть уверены: чтобы защитить себя, он использует все это снова. Мы должны застать мерзавца врасплох.
— Значит ли это, что ты поможешь нам? — дрожащим от волнения голосом осведомился Стений.
Цицерон посмотрел на него, но ничего не ответил.
В тот же день, но несколько позже, вернувшись домой с очередного судебного заседания, сенатор уладил ссору с женой. Он отправил юного Сосифея на цветочный рынок, приказав ему купить роскошный букет, а затем вручил его маленькой Туллии, торжественно велев ей отнести цветы матери и сказать, что это дар от «неотесанного провинциального поклонника». «Запомнила? — переспросил он дочку. — От неотесанного провинциального поклонника!»
Девочка с важным видом скрылась в комнате Теренции. Думаю, прием Цицерона сработал: вечером по настоянию хозяина дома кушетки перенесли на крышу и вся семья ужинала под звездным небом, а в середине стола, на почетном месте, стояла ваза с теми самыми цветами.
Я знаю об этом, поскольку под конец трапезы Цицерон неожиданно послал за мной. Ночь была настолько безветренной, что пламя свечей не колебалось. Со стола доносился сладкий запах цветов, а снизу, из долины — звуки ночного Рима: едва уловимая музыка, обрывки голосов, крики ночного сторожа с Аргилета, далекий лай собак, спущенных с цепи возле Капитолийского храма. Луций и Квинт смеялись какой-то шутке Цицерона, и даже Теренция, не удержавшись от смеха, кинула в мужа салфетку и велела ему прекратить это. Помпонии за столом, к счастью, не было: она отправилась в Афины навестить брата.
— А, — проговорил Цицерон, увидев меня, — вот и Тирон, самый одаренный государственный муж из всех нас. Теперь я могу сделать свое заявление. Я посчитал, что Тирон тоже должен услышать его. Итак, слушайте все! Я принял решение избираться в эдилы.
— О, замечательно! — воскликнул Квинт, решив, что это новая шутка Цицерона. Потом он посерьезнел и заявил: — Но это не смешно.
— Будет смешно, если я выиграю.
— Но ты не можешь выиграть. Ты слышал, что сказал Помпей. Он не хочет, чтобы ты участвовал в выборах.
— Не Помпею решать, кому участвовать в них, а кому — нет. Мы свободные граждане и вольны самостоятельно принимать решения. Я решил бороться за должность эдила.
— Но зачем бороться, Марк, если заранее известно, что ты проиграешь? Это бессмысленная отвага, в которую верит только Луций.
— Давайте выпьем за бессмысленную отвагу! — предложил Луций, поднимая кубок.
— Но мы не сможем выиграть, если Помпей и его сторонники будут против нас! — не унимался Квинт. — И зачем бесцельно злить Помпея?
В ответ на это Теренция едко заметила:
— После вчерашнего правильнее было бы спросить: «Зачем бесцельно искать его дружбы?»
— Теренция права, — кивнул Цицерон. — Вчера он преподал мне хороший урок. Предположим, я буду ждать год или два, ловя каждое слово Помпея и выполняя его поручения в надежде на будущие милости. Мы все видели таких людей в сенате. Они стареют, ожидая, когда будут сдержаны данные им обещания. От них остается одна оболочка, и они сами не замечают, как остаются ни с чем. Я скорее отойду от государственных дел прямо сейчас, чем позволю такому случиться со мной. Если ты хочешь ухватить власть за хвост, это нужно делать в подходящее время. Мой час настал.
— Но как это сделать?
— Выступить обвинителем против Верреса и преследовать его в суде за вымогательство и злоупотребления.