Вот оно! Я с самого утра знал, что это произойдет, и Цицерон тоже, но он не хотел спешить и сообщил о своем решении не сразу. Никогда прежде я не видел его настроенным столь решительно. Он выглядел как человек, который ощущает в себе силы, чтобы вершить историю. Никто не произносил ни слова.
— Что это за вытянутые лица? — с улыбкой осведомился Цицерон. — Ведь я еще не проиграл. И, уверен, не проиграю. Сегодня утром меня посетили сицилийцы, которые собрали убийственные свидетельства относительно злодеяний Верреса. Не так ли, Тирон? Мы поместили их под замок в моей комнате для занятий. И после того как мы выиграем — только подумайте, я в суде, публично, одерживаю верх над Гортензием! — народ раз и навсегда прекратит нести чушь о «втором из двух лучших защитников в Риме». Если мне удастся осудить такого высокопоставленного человека, я, по существующему обычаю, на следующий день стану претором — и тогда конец прыганью на задней лавке сената в надежде получить слово. Это настолько укрепит мое положение и возвысит меня в глазах римлян, что эдильство будет мне обеспечено. Но главное, это сделаю я сам, Цицерон, не прося о помощи никого, тем более — Помпея Великого.
— Ну а если мы проиграем? — спросил Квинт, к которому только сейчас вернулся дар речи. — Ведь мы же защитники. Мы никогда не на стороне обвинения. Ты же сам говорил: защитник обретает друзей, обвинитель — только врагов. Если ты не сумеешь раздавить Верреса, вполне вероятно, что со временем он станет консулом и не успокоится, пока не раздавит нас.
— Это верно, — согласился Цицерон. — Если хочешь убить опасного зверя, это нужно сделать с первого удара. Но разве ты не понимаешь? Победив Верреса, я получу все: высокое положение, славу, должность, титул, власть, независимость, множество клиентов в Риме и на Сицилии. Отсюда недалеко до того, чтобы стать консулом.
Впервые на моей памяти Цицерон столь откровенно признался в своих непомерных притязаниях и произнес заветное слово: консул. Для любого человека, посвятившего себя государственным делам, это было пределом мечтаний. Год обозначался по именам консулов, которые стояли во всех официальных записях и на всех краеугольных камнях. Консульство, можно сказать, дарило бессмертие. Сколько дней и ночей, с тех времен как он был нескладным юношей, Цицерон грезил этим, холя и лелея свою мечту, как самое драгоценное сокровище? Иногда открывать свои намерения другим раньше времени бывает глупо. Недоверие и насмешки окружающих могут убить надежду в зародыше. Но часто случается наоборот: если рассказать о своей мечте в подходящую минуту, это помогает увериться в ее осуществимости. Так и произошло той ночью. Произнеся слово «консул», Цицерон словно посадил на наших глазах семя, и теперь нам предстояло с восхищением наблюдать, как оно произрастает. В тот миг мы взглянули на блестящую будущность Цицерона его глазами и осознали его правоту: если он победит Верреса, то получит возможность — при удаче — добраться до самого верха.
В течение следующих месяцев нам предстояло сделать много всего, и, как обычно, львиная доля работы досталась мне. Перво-наперво я занялся избирателями. В выборах эдила тогда участвовали все граждане Рима, поделенные на тридцать пять триб. Цицерон принадлежал к Корнелийской, Сервий — к Лимонийской, Помпей — к Кластаминской, Веррес — к Ромилийской, и так далее. Каждый голосовал на Марсовом поле от имени своей трибы, после чего магистрат сообщал, кому отдала предпочтение та или иная триба. Победителями провозглашались четверо кандидатов, за которых проголосовало наибольшее число триб.
Такой порядок давал Цицерону определенные преимущества. Во-первых, по сравнению с выборами консулов и преторов право голоса имели все граждане, независимо от их благосостояния, а Цицерон мог твердо рассчитывать на поддержку купцов и многочисленной бедноты. Тут аристократам было сложно прижать его. Во-вторых, было значительно проще вербовать сторонников. Каждая триба имела в Риме собственное место для собраний — отдельное здание, достаточно большое, чтобы устраивать многолюдные встречи и пиры.
Я обратился к нашим записям и составил большой список всех, кого защищал и кому помогал Цицерон за последние шесть лет. Затем мы встретились с этими людьми и попросили устроить так, чтобы сенатор непременно выступил на ближайшем собрании трибы. Просто поразительно, скольким людям за шесть лет смог помочь Цицерон, давая советы либо защищая их в суде! Вскоре предвыборное расписание Цицерона заполнилось многочисленными встречами и договоренностями. Его рабочий день стал длиннее обычного. После судебных разбирательств и заседаний сената он спешил домой, чтобы принять ванну, переодеться и тут же отправиться в какое-нибудь другое место, где ему предстояло выступить с очередной зажигательной речью. «Правосудие и преобразования!» — таким был его девиз.