Конкретным историческим материалом, на котором мы проследим это развитие американской мечты и ее преображение в политический конструкт с воздействием на европейскую и мировую историю, для нас будет судьба русинской иммиграции в Америке в конце XIX века. Точнее, речь пойдет о той части русинской общины, которая вступила здесь в русскую православную епархию и тем самым стала яблоком раздора между двумя европейскими соседствующими империями: православной империей Романовых и католической империей Габсбургов. Русинское население Галиции и Прикарпатья, которое было веками униатским, т. е. католиками православного обряда, и в этом качестве сохраняло свою идентичность под названием «Галицкой» и «Угорской» «Руси», перебравшись в Америку, и, не будучи принятым в среду американских католиков, обрело свой американский дом внутри здешней русской православной епархии, выросшей из русской православной миссии на Аляске. Именно здесь русины стали однозначно православными.
Прослеживая роль русской епархии в развязывании войны, автор обращает особое внимание на различие политико-религиозного мышления в Новом и Старом Свете. Именно это различие и оказалось тем бессознательным фактором, который спровоцировал Австро-Венгрию и Россию на конфликт, вылившийся в Первую мировую войну. Локальные события религиозной жизни малозначимых иммигрантских общин в Америке, будучи отраженными в средствах информации на европейском континенте, приобрели мощный общественно-политический резонанс. Переход части русинов-униатов в православие, на который в Америке, кроме самой этой общины, мало кто обратил внимание, был тем не менее воспринят двумя соседствующими империями через призму собственной конфессионально-национальной политики. Поэтому переход русинов в православие в Америке породил в этих империях взаимную подозрительность, не проговариваемую на дипломатическом уровне. Будучи непроговариваемой, она не позволила им разрешить конфликт интересов, завязанных на балканской проблеме, путем мирной дипломатии. А ведь прежде им удавалось десятилетиями дипломатично урегулировать подобные конфликты. Но тут русинский конфессионально-этнический фактор и вызванные им призрачные надежды и страхи, породившие целое общественное движение, достигли таких размеров, что уже не позволили обеим сторонам рационально и дипломатично урегулировать политические противоречия путем мирных соглашений и взаимных уступок.
Миссионерская деятельность русского священноначалия в Америке без всякого политического умысла объединила под русским омофором бывших униатов из Австро-Венгрии и сербских иммигрантов из самой Сербии и из австрийских территорий. Однако австро-венгерским политикам она представилась подготовительным плацдармом, с которого Россия якобы готовила наступление с обоих флангов на Габсбургскую империю. На эту предполагаемую угрозу габсбургская администрация отвечала организацией среди русинов движения за украинскую самостийность, также предоставив убежище российским большевистским вождям (Троцкому и Ленину). Со своей стороны, вдохновленные ростом православной епархии в Америке за счет обращенных униатов-русинов, русские славянофильские круги, включая царя и ряда думских деятелей, при сочувствии самого председателя Государственной Думы, сделали ставку на обращение в православие тех же русинов в самой Австро-Венгрии, поддерживая среди них пророссийские настроения в пику украинской карте австрийцев. Эта «холодная» и информационная война за русинов, которая велась с начала 1890-х годов, усилилась именно ко времени начала Великой войны и способствовала последовательной коррозии длительного монархического согласия трех императоров (российского, австрийского и германского), что в конечном счете и привело к этой Великой войне, уже совсем не только информационной. Вся иллюзорность российской политики, направленной на «спасение» русинов, проявилась затем уже в ходе самой войны на занятой русской армией галицийской территории, что вызвало ответный террор австро-венгерских властей против ничего не подозревавшей массы русинского населения, вся вина которого состояла в том, что часть ее интеллигенции экспериментировала с конструктом национального самосознания. Этот эксперимент, подхваченный по ошибке соседней империей, обернулся трагедией для русинов.