Он стащил с гостя окровавленный плащ и поморщился, увидев на боку огнестрельное ранение. Перевернул на другую сторону и покачал головой, не увидев выходного отверстия. Это означало, что пуля, вероятно, засела в одном из жизненно важных органов или раздробила кость, кромсая осколками кишечник.
Монк вздохнул и прикрыл рану человека краем его же одежды.
— Похоже, удача покинула тебя, друг мой, — сказал он.
Но когда он собирался встать, рука раненого дернулась, крепко его схватив, и Монк поразился ее силе.
— У меня есть деньги, — прошептал гость, протягивая Монку горсть банкнот.
Хирургеон выхватил деньги из протянутой руки и улыбнулся.
— Что ж ты сразу не сказал? — произнес Монк и втащил Корнелия внутрь.
Корнелий отхлебнул из бутылки, чувствуя, как дешевое пойло обжигающим комком катится по пищеводу. Столь же омерзительное на вкус, как и на вид, оно, тем не менее, притупляло адскую боль в боку. Он глотнул еще и уронил голову обратно на стол.
— Я внесу стоимость в счет, — предупредил Монк, подкатывая нагруженную хирургическими инструментами каталку.
— Да как хочешь. Просто займись чертовым делом, — сказал Корнелий, когда Монк нацепил пару хирургических перчаток.
Хирургеон забрал из руки Корнелия бутылку, поставил на стоящий рядом шкафчик, наполненный пузырьками с разноцветными микстурами. Булькающее устройство для переливания перекачивало в тело Корнелия новую кровь, и он ощутил секундную панику, внезапно задавшись вопросом о ее происхождении. Не была ли это кровь мутанта? Не заражена ли она чумой, свирепствующей среди мутантов последние несколько недель? Станет ли он таким же, как те измененные отбросы, что влачат рабское существование в мутантском гетто?
Монк заметил его беспокойство и хихикнул.
— Не волнуйся, она чистая. В любом случае, несмотря на болтовню священников, кровь у мутантов точно такая же, как у тебя и у меня. Их порча идет из души, а не из крови.
Хирургеон взял с подноса пластиковый шприц и воткнул иглу в бутылку, полную темной жидкости. Он наполнил шприц наполовину и, выпуская оставшийся воздух, давил на поршень до тех пор, пока на кончике иглы не показались капли.
— Он стерильный?
— Возможно, нет, — признал Монк, — но это облегчит боль. На самом деле, это состав моего изобретения. Я называю его «Облегчение»… Ну, знаешь, потому что он помогает…
— Облегчить боль, ага, понял, — простонал Корнелий.
Монк фыркнул, задетый тем, что его перебили, и вонзил иглу в руку Корнелия сильнее, чем было необходимо. Корнелий вздрогнул, но сонно улыбнулся, когда болеутоляющее почти мгновенно начало действовать. Какими бы недостатками ни обладал Монк, лекарства он варил чертовски хорошие.
Корнелий видел, как Монк положил шприц на поднос и взял несколько щипцов с тонкими концами. Боль от раны еще не ушла окончательно, обжигая живот как горячий уголь, но чувствовалась словно издалека, как будто принадлежала другому человеку.
Мысли, обычно быстрые и острые, текли как сироп, приводя к выводам, цель которых ошеломленный мозг уже успевал забыть. Корнелий не особенно любил такие ощущения.
Монк убрал от раны окровавленную кожу плаща и снова покачал головой.
— Пуля занесла в рану грязь и обожженную кожу. Тебе сильно повезет, если после этого не начнется заражение.
Корнелий попытался ответить, но язык казался слишком тяжелым, чтобы издавать слова. Монк улыбнулся.
— Не пытайся говорить, под «Облегчением» это почти невозможно.
— Точно, — нечленораздельно буркнул Корнелий, и бровь Монка поднялась.
Хирургеон вновь посмотрел на рану и протер ее влажной тряпицей. Из отверстия слабыми толчками истекала кровь.
Он вытянул мизинец и сунул его в пулевое отверстие, крутя и сгибая в животе Корнелия. Затем покачал головой и продвинулся глубже, мимо сустава, ковыряясь вокруг в поисках пули.
— Хорошо, по крайней мере, нет костей и осколков, — пробормотал Монк себе под нос.
Корнелий видел, как кровь разливается по его животу, собирается в лужу на столе и капает вниз, на кафельный пол. Он застонал от пробившейся сквозь туман «Облегчения» боли, вызванной совсем не мягкими манипуляциями Монка. Почувствовал толчок щипцов в плоть. Это хирургеон копался в животе в поисках пули.
Монк скривился.
— Я чувствую эту проклятую Императором штуковину, но никак не могу до нее дотянуться.
Он сменил щипцы на скальпель, надавил острым лезвием на край раны, расширяя ее. Затем снова взял щипцы и запустил их в Корнелия, стараясь зацепить непослушную пулю.
Корнелий вцепился в металлические поручни с боковой стороны стола, костяшки пальцев побелели.
Еще три раза Монк расширял рану скальпелем, прежде, чем пуля, в конечном счете, вышла наружу вместе с целой лужей крови.
От боли Корнелий взревел, отрывая поручни от стола.
И шлепнулся назад в липкую красную лужу, на залитый его кровью стол.
Монк поднял щипцы и поднес их к глазам Корнелия.
Длиной пуля была чуть меньше сантиметра, гладкий овал серебристой стали, запятнанной красным.
Почувствовав, что силы вновь покидают его, Корнелий услышал, как хирургеон сказал:
— Ну вот, не так уж и плохо, да?
И потерял сознание.
Его разбудил свет солнца, льющийся через прозрачное политеновое окно. Корнелий разомкнул тяжелые ресницы, облизал пересохшие губы. И застонал от резкого приступа боли. Он лежал на зловонной убогой кровати, накрытый вонючей грязной простыней. Он откинул ее и посмотрел на истерзанную голую плоть. Рану прикрывал пластырь из синтеплоти.
Он попытался принять вертикальное положение, но сдался, когда боль захлестнула бок и зажгла звезды в голове. Он удовольствовался тем, что приподнялся на локтях и осмотрелся.
В окно был виден шпиль Аметистового Дворца, который местные жители называли Иглой Зеннамиса. Значит, Корнелий все еще находился в старом королевском квартале. Вероятно, до сих пор у Монка. Сколько времени он был в отключке? Он провел рукой по лицу, оценив щетину как выросшую примерно за одну ночь.
Комната была грязной, остатки плитки на стенах были сломаны и поросли пятнами зеленой плесени. На голом деревянном полу лежал дюймовый слой пыли, в котором отпечатались ведущие от двери к кровати следы. Около кровати стоял импровизированный столик в виду перевернутого ящика с выцветшей медицинской маркировкой. Оружие Корнелия лежало на ящике. Он проверил оба ствола и ничуть не удивился, найдя обоймы пустыми.
Дверь открылась. Корнелий тут же направил на нее лазпистолет.
— Надеюсь, ты не собираешься использовать здесь эту штуку, — сказал Монк, положив рядом со стаббером шприц и пузырек.
— Возможны варианты.
— Хм, и какие же?
— Зависит от того, кто входит в дверь.
Хирургеон кивнул, наполняя еще один шприц содержимым бутылки.
— Увидев тебя, я сразу понял, что ты — одна сплошная проблема.
— Почему тогда помог мне? — спросил Корнелий, убирая пистолет.
— У меня множество слабостей, друг мой, и главная из них — деньги. Вчера вечером ты мне хорошо заплатил. Разве не помнишь?
— Нет.
— Ну, сумма была достаточной, чтобы заткнуть мой чрезвычайно чуткий инстинкт самосохранения, скажу я тебе. Однако раз уж зашел разговор о самосохранении, я хочу, чтоб ты убрался отсюда. Я чувствую исходящий от тебя запах проблем, и когда они тебя найдут, будь где-нибудь в другом месте. У меня достаточно проблем и без того, чтобы такие, как ты, мне их добавляли.
— Я уйду в течение часа, — пообещал Корнелий, — мне нужно кое-кого найти.
— Готов поспорить, что найдешь. Не хотел бы я быть этим человеком, кто бы он ни был, — сказал Монк.
— Это точно, не хотел бы, — согласился Корнелий, схватив руку Монка, когда тот поднес к его предплечью иглу.
— Что внутри?
— Доза «Облегчения», но не волнуйся, она намного слабее, чем та, что я вколол тебе вечером. Она снимет боль, но не будет выворачивать мозги наизнанку.
Корнелий отпустил руку хирургеона и позволил сделать себе укол.