Кабинет Снейп оформил атмосферненько, аж на ностальгию пробило: у них с Дру были поразительно схожие вкусы в интерьере, так что Спайк ощутил себя практически как дома (наверное, ещё и благодаря картинам, на которые профессор обратил внимание всего класса во время своей вступительной речи). В особенности заинтересовала его та, что показывала воздействие Круциатуса: художник явно знал толк — уж сколько он сам на него насмотрелся за лето, так что мог считаться в этом вопросе авторитетом. Не самые приятные ассоциации с домом, но что поделать. Настроение неумолимо портилось: как там без него матушка? Хотя не сказать, что он мог защитить её, когда был рядом, но неизвестность ещё хуже.
Из неуместной задумчивости его вывело требование Снейпа разбиться на пары, и Спайк приглашающе кивнул Паркинсон, предлагая ей атаковать первой. Получалось у неё, откровенно говоря, никак, но она упорно не сдавалась.
Поттер вовсю тужился, краснел и надувал щёки — честно пытался наколдовать Протего невербально, периодически поглядывая на Спайка, который не отказал себе в удовольствии послать в ответ несколько ехидных ухмылок (не только из вредности, а ещё и для мотивации, но одно другому не мешало), и у него наверняка получилось бы, не вздумай Снейп применить свою любимую тактику экстремального обучения. У Поттера сработал рефлекс — что при его образе жизни неудивительно, — а открыв рот для произнесения заклинания, вовремя заткнуться он не сумел, что закономерно закончилось отработкой, и остаток урока прошёл впустую.
По пути на нумерологию Спайк тяжело вздыхал и надеялся, что теперь у Поттера не возникнет проблем с ЗоТИ: этому пацану вообще-то ещё Тёмного Лорда убивать. Ну почему не Грейнджер чёртова избранная? Эта маленькая настырная оторва справилась бы намного лучше: шутка ли, освоить невербальные щитовые чары за половину урока! К тому же побеждающая зло девчонка была для него делом более привычным и лучше вписывалась в картину мира. Женщины вообще намного целеустремлённее мужчин, а уж на что они готовы для достижения своих целей… Спайк невольно содрогнулся, вспомнив о том, как на его глазах Истребительница ради спасения мира пронзила мечом сердце своего возлюбленного и отправила его в ад. Хватило бы духу у малыша Поттера на её месте? Сомнительно. Жертвовать собой таким, как он, намного проще, чем жертвовать другими, даже если это необходимо, даже если это враг, и в данный момент Спайку такое положение было на руку: в противном случае его в расход пустили бы одним из первых. Нет, всё же хорошо, что не Грейнджер избранная. Тогда бы он из леса не вышел, может, уже даже из поезда. Почти половину урока Спайк провёл, невольно прикидывая, каким именно способом она могла с ним расправиться.
*
За обедом Гермиона почти не замечала вкуса рыбы с зелёным горошком, на автомате отправляя в рот очередной кусочек: она напряжённо думала, и объектом её размышлений служил тот, кто этого совершенно точно не заслуживал — Драко Малфой.
Если внимательно посмотреть, то связанные с ним странности начались даже не в поезде, а ещё почти месяц назад, когда они встретились на Косой аллее. Тогда Гермиона не обратила на это внимания, но сейчас множество мелких деталей достигло критической массы, игнорировать которую было уже невозможно. Он сделал ей комплимент — завуалированный, но всё же — и употребил насквозь маггловский термин, которого в волшебном сообществе попросту не было из-за того, что сила (и, соответственно, значимость) волшебника никак не зависела от пола, и самое странное, на что она тогда совершенно не обратила внимания: Драко Малфой смотрел на неё без привычной ненависти и злобы. Даже в поезде, на собрании старост, Гермиона этого не поняла, но сейчас готова была поспорить: он просто дурачился, как нормальный человек. Однако после слов Гарри и нумерологии — на которой она то и дело ловила на себе неожиданно задумчиво-оценивающие взгляды — со всей очевидностью стало ясно: с Малфоем что-то не так. Что-то серьёзно не так.
Версия о том, что он стал пожирателем смерти, в голове никак не укладывалась: ну кто в здравом уме мог поставить ему метку? И дело было не только в возрасте, но и в характере. Хотя можно ли сказать, что Тот-кого-нельзя-называть в здравом уме? Один план по выманиваю Гарри для возрождения чего стоил! Гермиона склонялась к версии, что на мозги ему давило заработанное во время первого курса проклятие единорога. Наверняка он рассчитывал, что оно его не зацепит и полностью ляжет на Квирелла, но просчитался. Ничем иным странности его поведения объяснить было нельзя. И вот с этой точки зрения Малфой-младший в роли пожирателя смерти мог стать одной из причуд. И он изменился так сильно и резко, но всё же… Конечно, она верила в воспитательную силу Круциатуса Того-кого-нельзя-называть, но всему есть предел, поэтому у неё имелась намного более логичная и правдоподобная версия: Империус. Может быть, просто для отвлечения внимания от чего-то более важного, может, подготовка почвы для вызволения Малфоя-старшего. Пророк ухватится за сенсацию «Целая семья под властью тёмных сил! Невинные жертвы среди нас!», а люди прочитают и поверят. Как же, ведь это написано в газете, значит, должно быть правдой. Сама Гермиона тоже долгое время страдала излишней доверчивостью к печатному слову и излечилась далеко не сразу, но обычные волшебники, в отличие от неё, не имели возможности сравнить газетную версию с реальностью, поскольку были довольно далеки от описываемых там событий. Что уж говорить о посторонних, если даже миссис Уизли на какой-то момент поверила, будто Гермиона бросила Гарри (а они не встречались, как вообще такое можно было подумать, он же ей как брат!) ради Крама, и обиделась на неё за это.
Так или иначе, но происходившее с Малфоем было достаточно подозрительно, чтобы завладеть мыслями Гермионы. Она посмотрела на слизеринский стол и нашла его взглядом. Он, словно почувствовав что-то, повернулся в её сторону: хитро улыбнулся и самым наглым образом подмигнул. Ладно, чертовски подозрительно, но что конкретно Гермиона могла с этим сделать? Да ничего! Не идти же к Снейпу — всё-таки он его декан — или Дамблдору, будто у того нет сейчас более важных занятий. Разве что наблюдать. Можно, конечно, попытаться сделать вид, будто они ему поверили, и посмотреть, что произойдёт дальше, но актёры из Гарри и Рона были ещё хуже, чем из Малфоя. Прежнего Малфоя — так точно.
Не придя в итоге к какому-то удовлетворительному решению, Гермиона выбрала тактику выжидания и после обеда — чуть более успокоенная — присоединилась к Гарри и Рону в выполнении домашнего задания для Снейпа. Они так увлеклись, что чуть не опоздали на сдвоенное зельеварение к Слизнорту.
Урок оставил у Гермионы смешанные впечатления: посмотреть на сложные зелья было очень интересно — и безумно приятно, что Гарри её хвалил: назвал лучшей на курсе, хотя никогда особенно не показывал, что ценит школьные успехи, — но собственное не получилось, вернее, не так хорошо, как обычно, хотя она старательно следовала инструкции. Приз выиграл Гарри — это радовало, но огорчало, что при помощи сомнительной ценности заметок на полях. А если бы котёл взорвался? Или пары зелья стали ядовитыми? Он совершенно не думает о последствиях! И пусть на сей раз повезло, но никто не гарантирует, что так будет и дальше. К тому же Джинни очень правильно заметила: учебник мог быть опасен не только этим — подозрительно легко Гарри начал следовать его инструкциям, слишком яро принялся защищать. Применение обычных проявляющих чар результата не дало, но Гермиона не собиралась сдаваться, пусть даже остальные и уверились в безопасности злосчастной книжонки. Других способов выявления скрытых и тёмных чар она не знала, поэтому путь её лежал в библиотеку, куда кроме неё в первый учебный день решили заглянуть очень немногие, но даже в часы полной загруженности здесь было намного тише, чем в факультетской гостиной. Увы, мадам Пинс категорически запрещала отработку заклинаний в её владениях, да и Гарри ни за что не согласился бы отдать свой учебник, поэтому Гермиона взяла парочку справочников и отправилась обратно; по пути она встретила Малфоя. Он активно жевал на ходу пирожок, прижимая к себе объёмистую корзинку размером чуть не в половину его самого, выглядел при этом странно потерянным и глубоко задумавшимся, чуть не налетел на неё и даже — удивительно, но факт — изобразил что-то вроде приветственного кивка, когда заметил, точно они были старыми добрыми знакомыми. В коридоре больше никого не было, и Гермиона — неожиданно даже для самой себя — решила начать операцию «Держи врага ещё ближе», о которой думала днём, и остановилась, внимательно на него посмотрев. И это не она сама, а обида в ней (на безрассудство Гарри, вновь подвергавшего себя ненужной опасности, и на Рона, который её не поддержал насчёт учебника) сказала: