— Ты же сам признался…
— Это была просто шутка!
— Не самая ум… удачная шутка, знаешь ли.
— Давай, унижай меня дальше, Грейнджер. Я уже почти привык. Глядишь, мне даже понравится, — Спайк поставил корзинку на пол и демонстративно сложил руки на груди, изобразив обманутого в лучших ожиданиях человека.
— Ох, я совсем не то хотела сказать, — Грейнджер даже немного смутилась. Всё-таки она была чистым и наивным ребёнком, несмотря на возраст и выпавшие на её долю испытания. И он собирался этим воспользоваться.
— Если на этом всё, мисс Грейнджер, — сказал Спайк так чопорно и скорбно, как только мог, — то не смею дальше оскорблять вашу гениальность своим присутствием.
Он колебался: пустить слезу? Или это будет уже чересчур? У него всегда были сложности с тем, чтобы вовремя остановиться. В итоге склонился к влажному блеску — от мужественно сдерживаемых эмоций — в укоризненном взгляде. Для правдоподобности даже пришлось очень сильно ущипнуть себя за руку, но оно того стоило: у девчонки аж глаза на лоб полезли от картины «несправедливо уязвлённый гордый страдалец».
— Малфой… Драко, я не хотела тебя обидеть, правда, — окончательно растерялась Грейнджер и почти жалобно добавила: — Прости?
— Прощу, — милостиво согласился Спайк, — но при одном условии.
— Никакой крови, — сразу же насторожилась Грейнджер.
Спайк мысленно выматерился. Вот же упорная, не забыла. И далась ей эта кровь! Но тут в его голову пришла поистине гениальная мысль. В конце концов, она всего лишь девчонка, так?
— Никакой крови, — кивнул он. — Поцелуй.
— Что? — у неё так смешно выпучились глаза, что не рассмеяться стоило прямо-таки героических усилий.
— Поцелуй, — терпеливо повторил Спайк, внутренне ликуя. После такого шока даже Грейнджер забудет о неловком моменте с кровью и запомнит совсем другое.
— У меня точно что-то с ушами, — нервно пробормотала она со смешком. — Я, похоже, ослышалась, Малфой, но мне только что показалось, будто ты сказал «поцелуй».
— Ну и кто из нас туго соображает? Или ты побрезгуешь?
— Я? Это я побрезгую? Ты издеваешься? Нет, я-то, конечно, побрезгую…
— Конечно-конечно, — не дал ей договорить Спайк. — Храбрая и честная гриффиндорка во всей красе. Сначала ни за что обидеть человека, а потом в кусты. Странно было ожидать чего-то другого.
— Ах так? — вскинулась Грейнджер.
— Да, именно так.
— Ты сам этого захотел! — воинственно сказала она, покраснела — не то от гнева, не то от смущения, — резко метнулась к нему и неуклюже клюнула в щёку. Но у Спайка были несколько другие планы, поэтому, прежде чем Грейнджер успела отстраниться, он сграбастал её за мантию, притянул ближе и быстро чмокнул прямо в губы. Она даже толком не сопротивлялась: сначала застыла, а потом обмякла.
Пристально посмотрев в её округлившиеся от шока глаза, Спайк отпустил и разгладил мантию, героическим усилием воли не позволив себе хорошенько при этом облапать грудь, ну, разве что лишь самую малость. Вовсе не воспользоваться ситуацией было выше его сил.
Грейнджер так и осталась стоять с приоткрытым ртом и вытаращенными глазами. Красные щёки и глупое выражение лица делали эту мелкую диктаторшу прехорошенькой и почти похожей на обычного человека.
— Ты полностью прощена, — Спайк снисходительно хмыкнул, изобразил полупоклон, подхватил свою многострадальную корзинку и довольно улыбнулся. — Ещё увидимся.
На этот раз попытка слинять закончилась успешно. Только через один лестничный пролёт он вспомнил, что вообще-то собирался в библиотеку, но решил не искушать судьбу и наведаться туда завтра. Справочники не убегут, а снова встретиться с Грейнджер прямо сейчас было, вероятно, опасно для здоровья. Тем не менее закончилось всё хорошо: о странной просьбе насчёт крови она наверняка забыла. Ещё бы, после такого-то разрыва шаблона. Спайк весело фыркнул и, достав очередной вишнёвый пирожок из своей корзинки, с аппетитом в него вгрызся.
========== Глава 3. Слизеринские забавы ==========
Как дошла до гостиной, Гермиона помнила плохо. Очнулась только на пороге, уже готовая во весь голос выпалить возмущённое: «Малфой меня поцеловал!» — но вовремя прикусила язык. С него станется соврать, будто она это придумала. Гарри и Рон, конечно, поверят её версии, но вот остальные — не факт. Ещё не хватало потом ловить отовсюду шепотки, будто она настолько мечтает о Малфое, что грезит поцелуями с ним. Но даже друзьям, по некотором размышлении, Гермиона ничего не рассказала: нарочно болтать они не станут, но во время очередной перепалки могут в сердцах это припомнить. Нет, хватит с неё унижения от самого факта. К сожалению, в таком случае она фактически замалчивала веское доказательство того, что Малфой находится под Империусом — если прежде и были какие-то сомнения, то теперь их не осталось: в здравом уме он так никогда бы не поступил, — но всегда можно найти другое, благо, теперь ей точно известно: оно должно существовать. Гермиона утешила себя тем, что, вероятно, кто бы ни заколдовал Малфоя — а вот это как раз наверняка был один из настоящих пожирателей смерти, — он рассчитывал на быстрое разоблачение, раз велел ему вести себя подобным образом, значит — молчание играет на руку светлой стороне, и дело было вовсе не в том, что ей не хотелось на закономерный вопрос друзей «Ты ему врезала или прокляла ублюдка?» отвечать позорную правду: застыла с раззявленным ртом, как распоследняя дура. Уж лучше бы её стошнило прямо на дорогущие ботинки Малфоя, тогда бы он не свалил с такой неимоверно довольной рожей и видом победителя. Настолько унизительной беспомощности и потерянности Гермиона не ощущала с первого курса, но на этот раз рядом не было Рона, чтобы одной фразой вовремя отрезвить и заставить собраться.
Хотя бы самой себе нужно признаться: то ершистое, щекочущее и неуютное чувство, прокатившееся от желудка до кончиков пальцев, заставившее сердце биться в несколько раз чаще и застрявшее в горле, когда Малфой схватил её за мантию, было слишком похоже на ощущения, которые испытываешь, стоя на самом краю Астрономической башни и глядя вниз, если при этом не держишься за перила. Выброс адреналина, спровоцированный страхом. Гермиона просто-напросто испугалась, и, что самое ужасное, это был страх иррациональный, инстинктивный — она не подумала в тот момент, будто Малфой собирается откусить ей нос или вроде того, нет, голова была абсолютно, просто до кристального звона, пуста — и оттого намного более стыдный.
Гарри, конечно, заметил её состояние, но слишком обрадовался, что экзекуции над его дорогим учебником не продолжились, и приставать с расспросами особенно не стал, удовольствовавшись невнятным «всё нормально».
В спальню Гермиона ушла раньше обычного, не запомнив ни слова из того, о чём перед этим больше часа читала в гостиной. Она умылась трижды, но на губах всё равно чудился противный кисло-сладкий вишнёвый привкус позора.
К текущему списку тем для поисков в библиотеке, помимо обнаружения и снятия заклятия Империус, на всякий случай добавился ещё один пункт: использование человеческой крови в зельях и заклинаниях.
Спала Гермиона плохо — за ней по всему Хогвартсу гонялись гигантские пирожки, норовившие укусить за всё, до чего могли дотянуться — и проснулась в таком сумрачном настроении, что Рон после первой же фразы о её нездоровом виде, на которую получил пятиминутную отповедь, предпочёл молчать всю оставшуюся дорогу до Большого зала. Гарри тоже сообразил, что лучше Гермиону сейчас не раздражать.
Есть не особенно хотелось, но она заставила себя положить на тарелку парочку тостов и яичницу, даже взяла в руки вилку, но так и застыла, краем глаза уловив за слизеринским столом печально знакомую личность. Голова повернулась сама собой, взгляд упёрся прямо в Малфоя, и он это заметил. Гермиона пережила бы нарочито громкие саркастические замечания, легко проглотила бы глумливое хихиканье, не дрогнула бы при виде издевательской усмешки, но он посмотрел с лёгкой, даже дружелюбной полуулыбкой, подмигнул и отвернулся. Это её доконало, и она, кажется, потеряла над собой контроль.