— В конце концов, отец дарил мётлы сборной, а не игрокам, — напомнил Спайк. Флинт, единственный выпустившийся после того член команды, свою честно сдал. — Вы уж постарайтесь не посрамить честь факультета, парни.
Его пожелание было встречено дружным одобрением, и слизеринцы вновь принялись обсуждать свои грандиозные планы на предстоящий игровой сезон. И отлично, лишь бы какую настоящую пакость не придумали. Пока что в школе отголоски гражданской войны, даже несмотря на вечное противостояние факультетов, ощущались не настолько сильно, а благодаря Паркинсон — и в немалой степени, стоит признать, Поттеру с Уизли — на какое-то время у детей и подростков будет чуть более безопасный способ выпустить пар. А когда пройдёт эффект новизны, глядишь, уже и привычка останется. Вот бы ещё гриффиндорцы решили отплатить той же монетой, тогда это станет делом принципа: кто продержится дольше. Пусть лучше оттачивают друг на друге приёмы изящной словесности, чем боевые заклинания, но в обоих случаях Спайк, несмотря на невероятно заразный Малфоевский патриотизм, поставил бы не на своих.
Кстати, на этот раз можно совместить приятное с полезным и ещё более полезным, ведь он так и не дошёл до библиотеки. Сто к одному, что Грейнджер сейчас там… и на людях убивать его поостережётся.
В первом Спайк убедился, как только переступил порог владений мадам Пинс, а вот второе выяснить не получилось.
Взяв несколько нужных ему книг, он подошёл к столу, за которым в окружении печатных эверестов и измазанная чернилами по самый нос сидела Грейнджер, и наглым образом к ней присоединился.
— Привет, — шепнул Спайк и улыбнулся во все тридцать два зуба, но она не отреагировала. Вообще никак, даже не посмотрела в его сторону. Он старательно откашлялся в лучших традициях недоброй памяти Долорес Амбридж. Ничего.
— Привет, Грейнджер! — Спайк чуть-чуть повысил голос.
Она сосредоточенно хмурила брови, её глаза бегали по строчкам толстенного фолианта о проявляющих заклятиях и скрытых чарах, губы беззвучно шевелились, а перо с невероятной скоростью строчило что-то на пергаменте.
Окончательно наглеть — трясти за плечо или громко кричать — Спайк поостерёгся: в его планы входило немного позлить Грейнджер, которая в остальное время умудрялась его стойко игнорировать, точно он вовсе не существовал, а не получить палочкой в глаз, быть выгнанным из библиотеки и потом ещё подраться в коридоре.
Решив, что рано или поздно она его заметит, Спайк углубился в свои справочники и даже подобрал несколько перспективных заклинаний для починки волшебных предметов, обдумал, на чём можно было бы в них потренироваться, написал очередное письмо матушке и успел заскучать, но Грейнджер так и не вынырнула из своего исследовательского угара. До закрытия библиотеки оставалось ещё несколько часов, а терпение его уже закончилось, поэтому он вернул книги мадам Пинс и удалился несолоно хлебавши.
В пятницу Спайка уже терзали смутные сомнения: слизеринская акция «Затерроризируй добротой» набирала обороты, больше всех удовольствия от происходящего получала Паркинсон: отрывалась на Уизли по полной (кто бы мог подумать, что ему даже станет немного жаль этого верзилу); но никакого внятного отпора жертвы пока не давали. Не считать же нервный тик и возросшую подозрительность? Хотя тоже не самый плохой вариант: однажды лишняя предосторожность может спасти им жизнь. А, и ещё в тот день случился вызов на ковёр к Снейпу, хотя это вполне могло быть и из-за отказа играть в квиддич, что и послужило официальным поводом. Нет, он серьёзно думал, будто пространных рассуждений о возрождении традиций, облике и величии факультета вообще и некоторых его представителей в частности вкупе со смутными предостережениями достаточно, чтобы Спайк просто взял и поверил в его «Драко, вы можете мне всё рассказать, я хочу вам помочь»? Вроде не мальчик уже давно, а такой наивный. Вот прям сейчас взять и выложить ему всё-всё-всё, ага. Или это размягчающее мозг верой в лучшее в людях влияние Дамблдора? Думать о том, что подкат Снейпа был рассчитан на умственные способности и характер обрабатываемого объекта — и мог сработать, если бы Драко Малфой не стал фактически другим человеком, — как-то не хотелось. Ну кому приятно вспоминать, каким идиотом он когда-то был? Спайк улыбался, кивал и представлял, как круциатит Снейпа. Кажется, его потуги закосить под клинического идиота увенчались успехом — даже обидно, хоть и пора бы уже смириться со своей новой репутацией, оказавшейся весьма стойкой, — и давить Снейп не стал, видимо, решив действовать постепенно. Что удивительно, даже в мозги по-тихому влезть не попытался, а ведь тётка Белла ему в жизни не сказала бы, что позанималась с непутёвым племянничком и теперь это бесполезно.
После разговора со Снейпом Спайк пошёл в библиотеку (вот уже второй день подряд) — отчасти из любопытства: заметит ли его Грейнджер на этот раз. Он сильно сомневался, Макгонагалл и Флитвик были сегодня особенно щедры на домашнее задание, так что у него имелись все шансы досидеть до закрытия и полюбоваться ошарашенной Грейнджер, а иначе желание отвлечь её от занятий станет его навязчивой идеей. Учитывая тот факт, что сегодня она читала о непростительных, это могло плохо закончиться, но такая перспектива Спайка обычно подстёгивала, а не останавливала.
*
Гермиона как раз нашла в одном древнем трактате упоминание о несчастном случае с неким волшебником по фамилии Пасфёль — из-за того, что он был под заклятием Империус, когда до её одурманенного исследовательским азартом разума дошла произнесённая кем-то фамилия Гарри, и она невольно прислушалась.
— Это не то, что ты подумал, Поттер. Я понимаю, выглядит так, будто мы тут книги читаем, домашку делаем, — насмешливо вещал голос, очень похожий на малфоевский, но без привычной презрительной ленцы, а даже с каким-то воодушевлением. — Но на самом деле мы сексом занимаемся.
— Церебральным, — автоматически уточнила Гермиона с присущей ей педантичностью. Сравнение довольно смелое, но вполне точное, потому что она уже за… мучилась: данных о Круциатусе нашлось очень, просто невероятно много (по большей части последствия и их лечение), Авада Кедавра так или иначе вела к Гарри, а с Империусом было почти глухо, только общие фразы об изменении поведения. Когда до неё в полной мере дошёл смысл сказанного, Гермиона вздрогнула, выронив при этом и бесценный трактат, и перо, которым конспектировала полезные моменты, и уставилась на говорившего. Это и правда был Малфой, он сидел рядом с ней, а над ним нависали разъярённые Гарри и Рон.
— Надо же, всё-таки есть вещи, на которые ты реагируешь. Мне вот интересно…
— Малфой! — рявкнул Гарри, не дав тому закончить.
— Тише, — шикнула на него Гермиона, опасливо глянув на мадам Пинс, которая его услышала и посмотрела на них неодобрительно, как бы предупреждая взглядом: ещё одно слово в таком тоне, и они вылетят из библиотеки быстрее, чем успеют сказать «алфавитный каталог».
Схватив Рона за руку — потому что тот, в отличие от Гарри, в состоянии ярости редко воспринимал вербальные аргументы, — Гермиона потребовала:
— Успокоились сейчас же, ну. Чего тебе надо, Малфой?
— Да ничего, — он показал ей одну из своих книжек, — я домашку делаю, никого не трогаю.
— За моим столом?
— Я уточнил, не соблаговолит ли благородная представительница факультета отважных поделиться с, заплутавшим во мраке невежества искателем крупиц истины, страждущим знаний, этим чудесным во всех отношениях столом, — принялся издеваться Малфой. — Ты великодушно не выказала протеста.
— Что, прямо так и не выказала? — удивился Гарри, а Рон недоверчиво фыркнул.
— Теперь выказываю, — вставила Гермиона, которая ничего подобного вспомнить не могла при всём желании. — Будь так добр, лиши нас своего несомненно драгоценного общества, заплутавший искатель. Вон тот стол ничуть не хуже, — она указала в противоположный конец читального зала.
Театрально вздохнув, Малфой одним движением палочки собрал свои книги, перья и пергаменты и на удивление мирно отбыл, лишь бросив через плечо невыразимо скорбный взгляд.