Спайк, закинув свой багаж в одно купе с миньонами и Забини, уже привычно ухватил Паркинсон и потащил её в вагон старост.
Там их ждало развлечение: Уизли периодически бросал в его сторону мрачные и очень многообещающие взгляды, Грейнджер подчёркнуто игнорировала. В эту игру интереснее было играть всем вместе, поэтому Спайк повторил их тактику, но для разнообразия и большего эффекта поменял местами и довёл до абсурда: неотрывно сверлил Грейнджер глазами и делал вид, что даже не подозревает о существовании кого-то по фамилии Уизли. К концу собрания это взбесило обоих — не последнюю роль сыграли сдержанные, но всё же различимые смешки свидетелей устроенного им представления, — и обход он начал в изрядно приподнятом настроении, ко всеобщему удивлению вызвавшись идти первым. Паркинсон, задремавшая на его плече под нудный бубнёж главных старост, после несильного тычка под рёбра к нему присоединилась, и патрулировали они вместе, что Спайка более чем устроило, даже несмотря на краткую, но очень эмоциональную лекцию о недопустимости щекотать старосту в её исполнении.
По пути им встретился незнакомый очень похожий на моржа волшебник, что вообще-то было странно — обычно учителя предпочитали аппарацию или камины, а на одного из охранников (авроров, откомандированных Министерством) он никак не тянул, с таким-то брюшком и отдышкой. Представился волшебник Горацием Слизнортом, новым преподавателем зельеварения, был весьма любезен и словоохотлив, пока не узнал фамилию Спайка, после чего поспешил закруглить разговор и откланяться, сославшись на неотложные дела. Его уход больше напоминал паническое бегство.
— Флюгер, — скривилась Паркинсон, как только круглая фигура профессора Слизнорта скрылась из вида. Коридор пустовал, и она не опасалась, что кто-то услышит. — Ещё год назад он облизал бы тебя с ног до головы, а сейчас удрал, как от чумного — какие у него могут быть дела в поезде? — только полный идиот не понял бы этого.
— Ты его знаешь?
— Попечительский совет уведомили о новом назначении ещё месяц назад. Отец у него учился, ну и рассказал немного о том, чего стоит ждать: Слизнорт любит собирать вокруг себя перспективных студентов; нам попасть в его клуб не грозит.
— А ведь он испугался, — Спайк в совершенстве знал все оттенки страха и мог утверждать это с уверенностью. — Не просто так наш новый профессор забился под крылышко к Дамблдору.
Паркинсон бросила на него острый, полный сдерживаемого любопытства взгляд, но ничего не спросила.
— Без понятия, — поспешил внести ясность он, чем вызвал разочарованный вздох с её стороны, и они продолжили обход.
Уже в самом конце перед их глазами предстала интересная картина: Корнер зажал в углу младшую Уизли и что-то монотонно ей втолковывал. Уж лучше бы попытался облапать, честное слово. На лице бедняжки крупными буквами было написано, как же он её достал, но глупые предрассудки о том, что такое хорошо и что такое плохо, мешали проклясть зануду или хотя бы послать по известному адресу без ярко выраженного повода, хотя темперамент у неё был маменькин, в Молли, и рано или поздно рвануло бы.
— Отработка у Филча, Корнер, — протянул Спайк самым противным голосом, на который только был способен.
— За что? — вскинулся тот.
— За препирательства со старостой.
— Я не препирался со старостой! — казалось, он вот-вот лопнет от возмущения.
— Конечно-конечно. Именно этого ты сейчас не делаешь, Корнер. Советую прекратить, а не то… где одна отработка, там и две, мне не жалко, — Спайк демонстративно отвернулся от него и посмотрел на Уизли. — Шла бы ты в своё купе, рыжая, если не хочешь к нему присоединиться. Что может быть романтичнее совместного драинья унитазов?
Та демонстративно откинула на спину длинные волосы и, боком протиснувшись мимо них с Паркинсон, словно не хотела даже случайно соприкоснуться полами мантий, гордым шагом удалилась в конец вагона. Корнер же, напротив, с силой задел Спайка плечом, заставив пошатнуться.
— Вот и помогай после этого людям, — философски вздохнул он, а Паркинсон насмешливо фыркнула.
— Да ты, кажется, запал на неё, Дракусик!
На его недоверчивый взгляд она с хихиканьем пояснила:
— Чтобы ты сделал что-то хорошее Уизли? Хотя она всё равно не оценила.
Скорее уж Корнеру, которому грозил Летучемышиный сглаз — лучше пару часов попротирать пыль, чем неделю ходить с расцарапанной мордой, — но да, помощь людям была не в привычках Драко Малфоя; честно говоря, Спайк подобным тоже не увлекался — это скорее походило на Уильяма. Что характерно, результат стабильно плачевный, как и прежде. Если он снова засядет за стихи, можно сразу пускать себе Бомбарду в ухо. Ладно, просто операция «дружелюбный Слизерин» началась раньше, подумаешь. Ему хватало проблем и без дурацкого школьного противостояния, и он не намеревался его поддерживать. Более того, один из пунктов плана заключался в том, чтобы улучшить репутацию: как его собственную, так и семьи Малфоев в целом.
— Оценила или нет — пусть её. Она всё равно не в моём вкусе. Знаешь, в этом году я планирую направо и налево наносить добро и причинять справедливость.
Хихиканье Паркинсон как отрезало, и она тихо спросила:
— Это из-за твоего отца, да?
— Да.
Ведь, по большому счёту, именно с решения Люциуса Малфоя принять метку всё и началось.
До своего купе они шли молча, Паркинсон удержалась от выражения сочувствия и даже не кидала на него жалостливых взглядов, за что Спайк был ей благодарен.
Забини куда-то слинял, а миньоны читали комиксы «Патрик Пикс — помешанный простец». Лучше бы Бэтмена взяли, кстати, это ведь вполне можно устроить. Спайк негромко хмыкнул, в красках представив их реакцию после приобщения к классике, особенно на Снейпа, и, дождавшись, пока Паркинсон устроится у окна, нагло завалился на два сиденья, использовав её колени в качестве подушки.
— Моя очередь на тебе спать!
Открыто протестовать она не стала, вместо этого запустив пальцы ему в волосы и принявшись перебирать прядки. Была у неё такая привычка: в задумчивости вертеть что-нибудь в руках. Драко Малфой относился к своей причёске очень трепетно, и Спайк, не шибко далеко от него ушедший в этом плане, мысленно отметил: не забыть потом привести себя в порядок. Он задремал почти сразу, чему немало способствовали мерный стук колёс и приятные поглаживания. Снилось ему что-то смутное и ускользающее, но вроде бы хорошее.
Из забытья его нагло вырвал — и заставил подскочить — стук купейной двери: вернулся Забини. Он умудрился свалиться на колени Гойлу и поругаться с тем, из-за чего со Спайка слетели последние остатки дремоты, правда, спросонья ему внезапно привиделась пролетевшая в воздухе у багажной полки маггловская кроссовка. Тряхнув головой, он улёгся обратно — Паркинсон тут же вновь принялась его лохматить — и спросил, чтобы отвлечь Забини от ссоры:
— А ты где ходил?
Тот состроил важное лицо.
— Его пригласил Слизнорт, — буркнул Гойл, поднимавший свой комикс, который в результате всего произошедшего свалился на пол, и вновь уселся рядом с Креббом.
— Вот как? — Спайк посмотрел на Забини с лёгким удивлением. В данном случае поговорка про детей гениев оказалась суровой реальностью. Лично он никак не назвал бы его «перспективным».
— Просто подыскивает людей со связями, — ответил тот, недовольно покосившись в сторону Гойла. — Не сказать, чтобы он так уж много их нашел.
— Понятно.
— Кто ещё был? — не удержалась от вопроса Паркинсон. Её любопытство было известно всему Хогвартсу и могло сравниться лишь с её же страстью к сплетням. Не будь они с Браун с противоборствующих факультетов, стали бы лучшими подружками ещё на первом курсе.