— Ты похитил человека, чтобы вернуть свою подружку? — вознегодовала Гермиона.
Вот это уже больше походило на того Малфоя, которого они знали с первого курса.
— Кто бы говорил, Грейнджер, — равнодушно парировал он, — но да. Я похитил двоих: Рыжую и её дружка. Потом отпустил.
— И тебе не стыдно? — возмутилась она. Ладно, он был прав на её счёт — Гермиона иногда поступала не лучше, — но ведь ей-то приходилось это делать, между прочим, не ради себя. И потом она очень сожалела.
— Невероятно. Я был настолько жалок, что плакался своим врагам, а они меня утешали. Пуф и Истребительница меня утешали! Уму непостижимо. Отвратительно.
Всё-таки в некоторых вещах Малфой был неисправим.
— Истребительница?
— Истребительница вампиров.
И такое, выходит, бывает. Это вообще законно? Они ведь разумная раса.
— А кто такой Пуф? Охотник на карликовых пушистиков?
— Мудацкая вампирская рожа, с которой она крутила шашни, кстати, бывший Дру. Хотя он не стеснялся и при мне её потрахивать.
Уточнять, кого именно и в каком смысле «при мне», Гермиона не решилась. И без того боялась, что у неё глаза и волосы выпадут от подобных откровений. Надо же, какие насыщенные были у него летние каникулы, а она раньше даже не задумывалась, что помимо школы, Хогсмида и Косого переулка в магической Англии есть что-то ещё, притом настолько… аж слов не подобрать. Интересное? Бурлившее жизнью?
— Жалко, что он сумел вернуться из ада, — добавил Малфой.
— Из ада?!
— Ага. Самое место для сволочи вроде Пуфа. Его туда Истребительница отправила, когда он потерял душу и хотел мир уничтожить. Почти успешно, кстати.
Гермиона уже жалела, что напоила его Сывороткой правды. Если бы она могла всё переиграть… ох, ладно, она поступила бы точно так же.
— Хорошо, что у него не получилось.
— Истребительница же, — сказал Малфой так, будто это всё объясняло. — И я немного помог.
— Ты?
Представить его в роли спасителя мира оказалось сложно, если вообще возможно. В самом деле, кабы не зелье, Гермиона могла подумать, что он нагло хвастался, но сейчас Малфой был способен только констатировать факты.
— Так, самую малость. Чисто на подхвате, — он пожал плечами. — Не то чтоб я прямо рвался в герои, просто мне нравится жить. И я ненавижу Пуфа, хотя сейчас уже меньше.
— Охренеть.
— Не то слово. После этого она меня и бросила. Сказала, что я скучный.
— Ты? — искренне поразилась Гермиона. — Это вообще возможно? Довести кого-нибудь до нервного тика или припадка — а то и вообще могилы — верю. Но чтоб скучный…
Маска безразличия, сковывавшая лицо Малфоя из-за зелья, на миг треснула, приоткрыв что-то категорически не предназначенное для чужих глаз и трогательно-беззащитное.
— Мне очень-очень жаль, — поспешно добавила она.
— Всё в прошлом на самом деле, — он качнул головой. — Мне нет туда возврата.
— Ты разлюбил её? — спросила Гермиона робко, хоть это было и не её дело.
— Вопрос… сложный. Какая-то часть меня всегда будет тосковать по ней, но я смирился, нашёл другие цели в жизни. Поспособствовать Поттеру, чтоб он убил Тёмного Лорда. О, как же я ненавижу всю эту тему с Избранными и жалею, что самому не получится, но останки я точно попинаю, — Малфой сделал крохотную паузу. — Опять же, ты.
— Поспособствовать? — она натурально опешила. — Прям поспособствовать?
— Знаешь, в моём стиле: на подхвате.
— Но ты же ненавидел Гарри…
— Мы стали врагами ещё на первом курсе. Это пять лет стабильных и взаимных отношений, и они чего-нибудь да стоят. Кроме того, я жить хочу и наслаждаться процессом. А этот лысый шизоидный дегенерат мне с первого взгляда не понравился.
Гермиона невольно засмеялась, но тут вспомнила кое-что и посерьёзнела.
— Опять же я? Так… я тебе и правда нравлюсь? — вот это уже было совсем нечестно, даже подло, но остановиться она не могла. Да и не хотела, если начистоту: правда как наркотик. Только теперь ей стало понятно, почему запрет на зелье сделали настолько строгим.
И всё равно он потом ничего не вспомнит…
— Не то слово.
— Так сильно?
— Да. Нет, — Малфой поморщился. — Просто это неправильное слово.
— А какое правильное? — не унималась Гермиона.
— Любовь?
— Что?
Она ослышалась, точно ослышалась.
— Слово «любовь» вполне подойдёт, — похоронил её надежды на недоразумение Малфой.
— Да ты издеваешься?
— Нет.
— С чего вообще… — Гермиона вцепилась себе в волосы. — Как ты до такого додумался? Как?!
— Я понял это минут пятнадцать назад. Плюс-минус.
— Это когда очнулся привязанным и узнал, что я собираюсь провести опасный для твоей жизни эксперимент? — она недоверчиво на него уставилась.
— Точно, — умиротворённо подтвердил он, а ей захотелось его ударить.
— Ты псих.
— Ага.
— Ты больной на всю башку ублюдок, Малфой! — воскликнула Гермиона в сердцах.
— Попрошу: мои родители состояли в законном браке. Но в остальном да, я именно такой.
— Ну почему я?
Это был риторический вопрос к несправедливой вселенной, но Малфой на него ответил:
— Потому что ты такая же.
И возразить ему, по здравом размышлении, Гермиона не смогла. Боже, она подожгла человека, когда ей было одиннадцать, о чём тут вообще можно спорить.
Ей вспомнились слова Сириуса о Джеймсе Поттере, которые тот сказал однажды Гарри: «Твой отец был лучшим другом, которого я только мог пожелать, и отличным человеком. А в пятнадцать лет многие ведут себя как идиоты, он это перерос».
Могло ли что-то подобное быть справедливо и для другого глупого мальчишки, который с годами изменился? Она решила подумать об этом на свежую голову, подняла палочку и наставила её на Малфоя.
— Фините инкантатем.
Диагностирующее заклинание развеялось, но Гермиона не опустила руку: оставалась ещё одна вещь, которую нужно было сделать, пусть уже не очень-то и хотелось. Она зажмурилась, чтобы в последний момент не поддаться странному чувству вины по отношению к Малфою.
— Обливиэйт!
Когда Гермиона открыла глаза, его на стуле не было.
— Какого… — пробормотала она, но тут её схватили сзади, таким образом прижав к телу руки, что наколдовать хоть какие-то чары вряд ли бы вышло; а кончик чужой палочки уткнулся ей в рёбра.
— И давно ты освободился? — спросила Гермиона почти спокойно. В ежегодных сумасшедших и опасных для жизни приключениях есть и плюсы: учишься держать себя в руках при любом раскладе.
— Да сразу. Узлы ты вяжешь хреново, Грейнджер, — довольно выдохнул Малфой ей прямо в ухо. — Хоть в чём-то не идеальна, а?
— Сыворотка правды на тебя хоть подействовала? Или это всё был спектакль?!
— Она всё ещё действует, хотя уже слабее: я вроде как могу промолчать, если очень не хочу говорить, — проворчал он недовольно. — Целый флакон! Утопить ты меня в ней собиралась, что ли? Достаточно ведь всего нескольких капель. И ты серьёзно рассчитывала на честный ответ в том случае, если бы он звучал как «нет»?
Гермиона пожала плечами, насколько ей позволила его хватка, и внешне равнодушно, хотя внутри нервничала, спросила:
— И что теперь?
— М-м-м…
Будь она проклята, если Малфой не зарылся носом в её волосы и не нюхал их в этот момент вместо ответа.
— Не знаю, — сказал он примерно через минуту. — Твои варианты?
— Просто отпусти меня, — предложила Гермиона, не особенно надеясь на согласие, и попыталась высвободиться, но Малфой лишь сжал её ещё крепче — она с ужасом поняла, что для характерной реакции организма ему даже не нужно с ней целоваться — и ответил с нездоровым весельем:
— Не-а. Мне полагается компенсация, — он прижался ещё ближе, хотя секунду назад ей казалось, что это уже невозможно.
— Ты не посмеешь… — хрипло прошептала Гермиона.
— Не посмею что? — поддразнил Малфой. Подавать ему идеи было не лучшим вариантом, поэтому она вернулась к своему первоначальному требованию:
— Отпусти меня. Сейчас же!
— Ты восхитительна, — он перешёл на интимный низкий шёпот, и у неё волосы встали дыбом. Если бы кто спросил, она могла очень правдоподобно поклясться, что от ужаса. — Пытаешься диктовать условия даже в таком положении.