– Ты помнишь тогу? – заговорил я, чтобы отвлечь Юнону. – Юнона!?
Она хмыкнула в ответ.
– Ту красную? О которой ты мне тогда сказала.
Я снова посмотрел ей в глаза. Юнона еле открывала веки, но продолжала смотреть на меня, вся подрагивая.
– Я тебя видел в ней, когда меня пытали. Ты была такой красивой с орхидеей в распущенных волосах.
– Тога! Какая глупость, – прошептала Юнона.
– Да, ты меня спасла тогда.
Она невольно улыбнулась.
Я донес Юнону до первого этажа завода. За мной тянулся кровавый след.
– Юнона, ты не держишь.
Я заметил, что лоскут комбеза отходил от раны.
– Юнона, Юнона, – я пытался растормашить её.
Её рука обессиленно повисла. Лоскут слетел.
– Юнона! Юнона, – кричал я.
Её глаза больше не открывались.
Ни одна жилка не бьётся. Я прикрыл грудь Юноны своей грязной курткой.
Эта жизнь не для людей. В ней нет дороги назад. Если ты не хочешь быть скотом, ты должен стать хищником. Третьего не дано. Ты теперь в лучшем мире, Юнона, даже если его нет.
Я опять надел маску. Юнона должна быть похоронена, как человек.
Я подходил к стоянке. У аэрокара стоял Тит, докуривая сигарету. У него что-то висело на плече.
– Ты справился с заданием, Маркус, – сказал Тит.
– Это было мое задание. Не твоё, – сказал я, держа покрытое тело Юноны.
– Маркус, – Тит выбросил сигарету. Он был без маски. – Ты думаешь, я хотел её убивать? Своим предательством она ставила под угрозу десятки, может быть, сотни жизней. У меня не было другого выбора.
– Она хотела вернуться к нормальной жизни.
– В Империи нет нормальной жизни. Садись, Маркус. Нам нужно многое обсудить.
Он закинул винтовку в мой аэрокар.
– Торопись! Или ты хочешь еще один шрам на голове. С минуты на минуту здесь будут Милитраии.
Я ещё зачем-то нужен Бюро. Тит меня не пристрелил при встрече.
Мы доехали до моих апартаментов. Юнону я оставил в аэрокаре.
В квартире обстановка не поменялось только плесени прибавилось.
Тит включил экран и выкрутил громкость на максимум: в моно-блоках ужасная звукоизоляция. На экране шла очередная серия «Приглашения к Любви».
Я сел на кресло и ощутил жуткую усталость. Меня измотали события последних дней. Но это изнеможение приближало меня к странному роду эйфории, которая проистекает из полного угнетения себя.
– Маркус, ты помнишь свою последнюю вылазку к сети?
Голос Тита продирался через звуки бушующей битвы в «Приглашение».
– Да, она плохо закончилась.
– То, что ты там нарыл, – Тит достал из внутренних карманов своей куртки глянцевые карточки. – Бюро за этим давно охотилась.
«За Императора! За Отвагу!»
– Что это?
Тит кинул на запачканный стол карточки. Это были распечатанные фотографии.
– По старинке, – сказал я, подбирая фотографии.
На них был изображен пожилой мужчина с добрыми глазами и пышным пучком усов под носом.
– Это Абсолутус! – я удивленно произнес. – Что тут такого? Я его каждый день вижу.
– Этой фотографии 132 года, Маркус, – почесывая свой квадратный и немного шершавый подбородок, сказал Тит. – На цифровом оригинале стояла датировка. Имперские службы пересылали фото для недавних праздников.
– На этой фотографии ему уже лет за 60.
– Да, Маркус. Не иначе, как чудом имперской медицины это не назвать. Только не ясно, как этот старец может управлять целой Империей?
– Для этого существует сенат.
– Не будь так наивен. Сенат – всего лишь пешки. Вместе с фотографиями были упоминания о некой скрытой комнате в Императорском Пике. Вся челядь Дворца . Бюро давно догадывалось, что за Императором кто-то стоит. Теперь у нас частично есть доказательства. Либо Абсолутуса нет уже в живых, либо он марионетка в чужих руках. Только в чьих?
Это мысль давно сформировалась где-то в глубине сознания, но только сейчас она получила органичный выход.
– Может в руках Бюро?
– Что? – лицо Тита резко изменилось. От былого спокойствия остался только намек в виде квадратной челюсти. – Это вздор, Маркус! Зачем тогда весь этот театр…
– Театр кукол.
– Это не Бюро! Это просто исключено!
– Ты в этом абсолютно уверен? У тебя есть доказательства.
«Вульрик, варварское отродье! Умри же!»
– Да, уж.. Бесподобный субъект! Как тебе такая чушь могла прийти в голову? Зачем мы все этим занимаемся: саботажи, кража данных из сети, компромат на важных шишек? По-твоему, это все ради того, чтобы свергнуть самое себя?
Я привстал с кресла.
– Тебя разве не беспокоят события последних дней? Бюро не хочет давать ответы на вопросы, а тех, кто их задаёт, убирает. Что если каждый саботаж – это только заметание их же оплошностей, чтобы потом всю ответственность переложить на выдуманных террористов? Что если каждая кража данных – это компромат на слишком амбициозного сенатора, который не согласен с политикой Империи? Ведь мы не знаем, кого мы убираем? Куда это всё уходит и от кого приходит?