Мой проводник, не обращая особого внимания, как будто перед ним будничное зрелище, повел меня дальше. Пугающие существо продолжало страшно кричать.
– Зачем ты кого-то привел в Последний Час? – доносился мерный, спкойный голос центуриона из-за двери его кабинета. – Я хотел отдохнуть.
– У него депеша на счет Бюро. – отвечал мой проводник.
– Бюро. Смешно. Вводи.
Через секунду появилась лысая голова солдата со словами: «проходит».
За столом сидел худой центурион. Он устало тер висок и посматривал своими белесыми глазами на куранты Последнего Часа, которые весели у него в кабинете. Центурион был в парадном мундире.
– Скоро, скоро, скоро все закончится, – шептал он.
Центурион запустил руку, которой тер висок, в свою густую шевелюру.
– Не будет Бюро, не будет. Приказы. Черная дверь. Говорят, прислуга слышит от туда голоса. Они вечно диктуют слова. Но туда запрещено входить, даже генералам. Вы слышали об этом, сэр в очках?
Центурион обращался явно ко мне.
– Голоса противоречивые. Бывает они поют, бывает кричат и проклинают. Черная дверь – там изначалье.
– Что за черная дверь?
– Я не знаю. Извините, помутился рассудок. Волнительное время. Порталы дано не открывались. Все должно пройти идеально.
– Что за порталы?
– Врата в новую Империю. Они ведут подсчеты. Что вы хотели сообщить на счет Бюро?
– Это дело касается Императора. И я только с ним буду разговаривать.
–Император? Смешно! Но вы не знаете! Да! Вы не знаете! Вы не испугаетесь, как эти генералы! Как я!
Центурион рассеяно начал водить по столу руками в поиске чего-то.
– Ваши ребята имеют допуск к Императору. Вот вам карточка. В последнее время вы у нас не часто появляетесь. Вас уже все забыли, но карточка поможет.
Центурион передал мне пластиковую карточку красного цвета.
– Императора вы найдете сами. Теперь я могу отдохнуть. Все кончено!
Я вышел из кабинета Центуриона.
Шеренгами по два легионеры проникали в обволакивающую, похожую на облако, субстанцию и исчезали. С террасы до меня доносился зычный голос, выкрикивающий команды солдатам.
Порталов было очень много. Я насчитал около десяти. Остальные терялись из виду за изгибами переходов внутри террасы. От каждого портала тянулась вереница легионеров. Я снял очки, чтобы увидеть происходящие в истинном цвете.
Картина поражала. Войны стремились в совершенно другие миры, чтобы навязать свою гегемонию.
Техника проникала через более широкие переходы. Неповоротливые танки, ощетинившиеся самоходки и груженные солдатам бронетранспортёры растворялись в порталах. Пузатые вертолеты и элегантные истребители в разобранном виде доставлялись в другой мир тягачами.
В этом копошение, словно в термитнике, проглядывался сложный алгоритм, алгоритм, исходящий одновременно и сверху и снизу, и одновременно не до конца понятный ни для солдата, ни для его начальника. Потоки схлестывались. Однотонной хаки смешивался, превращая солдат в извивающуюся змею. Элементы Легиона теряли индивидуальность. Здесь и сейчас они единое тело, единое сознание, единый организм. Любое их решение сводится к рефлексам и приказам. Шаблоны выходят на первое мест, прогоняя любое вольнодумство. Один выкрикнет: «Абсолотус», многие не задумываясь подхватят: «За Империю!».
Я вновь вернулся в изумрудный мир, надев очки.
Император ждал наверху своего часа. У меня даже нет оружия чтобы его убить. Но зачем мне выполнять бессмысленные задания Бюро? Они хотели меня всего лишь убрать таким образом. Бюро запустила меня, как смертника, чтобы проверить насколько к себе позволяет подпускать Империя. А Империя в свою очередь запустила меня в Бюро, чтобы проверить то же самое, только со стороны Бюро. Забавно быть марионеткой в руках двух куловодов. Или никточки настолько спутались, что левая рука не ведает, что творит правая?
Когда я увижу Абсолютуса или того, кто сидит вместо него, я спрошу только единственное: «Сколько можно?»
Я побрел дальше. По коридору ходили патрули легионеров, но они меня не замечали. Я подошел к платформе. Рядом стоял терминал, на котором работал местный техник. У него был совершенно пустой взгляд, на лысой голове виднелся шрам похожий на мой.
– Место назначение: Императорский Пик? – спросил он унылом голосом.
– Да.
Я взошел на круглую платформу. Техник что-то покрутил на панели терминала и я понесся в верх.
Конец близко. Сейчас умереть не самое страшное: страх пропадает, когда нет путей отступления. Чего я сейчас по-настоящему боюсь? Наверное, того, что не получу ответы. Мне страшно, что перед смертью на вопрос: «Стоило ли это того?», я не смогу ничего ответить.