Он пролежал в кустах до темноты, потом крадучись обошел гостиничный фасад, выходивший на бухту. Осторожно посмотрел в окно. Троица сидела на прежнем месте. Чессер понаблюдал за ними и понял, что их терпение подходит к концу, особенно у спутников Толанда. Один из них, мрачный, зловещего вида тип отличался невероятной худобой. Другой был коренастый блондин, похожий на пруссака, с детским ротиком и круглыми щеками, наводившими на мысль о пончиках и пышках.
Чессер посмотрел вверх, на балкон. Просто так не влезть. По стене спускалась водосточная труба, но он решил, что без шума по ней не забраться. Тут он вспомнил о лестнице, прислоненной к большой смоковнице за глухой стеной гостиницы. Хотя бы она оказалась на месте!
Есть! Он подставил ее к балкону – в самый раз. От страха у Чессера онемели пальцы, он не чувствовал ступенек. Он карабкался по лестнице, не веря, что сумеет, но зная, что должен. Наконец перелез через балконные перила. Помедлил секунду, но двойные двери их номера были, как обычно, открыты. В комнате было темно. Чессер сделал шаг, под подошвой заскрипел песок. Тогда он снял туфли, оставил их на балконе и тихонько вошел в комнату. Мгновение он прислушивался. Кажется, в холле кто-то был. Да, теперь он явственно услышал шорох. Дверь в комнату стерегли. Значит, против него уже четверо.
Зажечь свет он не мог. К счастью, он помнил, куда Марен их положила. В свой рюкзачок. Чессер нашел его, по одному вытащил пистолеты и засунул их за ремень. Порывшись в рюкзачке, он нащупал пачку сигарет и быстро положил в карман. Потом наткнулся на тяжелую коробку патронов. Он не заметил, что она открыта, и, вытаскивая ее, уронил несколько патронов. С резким стуком они посыпались на кафельный пол. Чессер понял, что выдал себя. Он рванулся к балкону и услышал, как за спиной хлопнула дверь комнаты. За ним гнались.
Он перемахнул через перила, не думая о высоте. Удар о землю был так силен, что Чессеру показалось, будто он приземлился ступнями на два длинных лезвия, пронзивших его ноги до колен.
Но сейчас было не до боли. Он обогнул гостиницу, продрался сквозь кусты, пересек тропинку и мчался не разбирая дороги, пока не рискнул обернуться. Сзади никого не было, но Чессер не сомневался, что за ним охотятся. Поэтому он не побежал кратчайшим путем к Марен, а свернул в другую сторону, к крепости. Потом окольным путем пробрался назад и с облегчением нырнул в лес. Хвойная подстилка давала какой-то отдых его исцарапанным и покрытым синяками ногам. Чессер молил Бога, чтобы нетерпеливая Марен не вздумала вернуться за ним в гостиницу. Может быть, они уже разминулись в темноте.
Он дошел до скалы, огляделся, напряженно высматривая ее. Позвать он не решался. На старом месте ее не было.
Целая и невредимая, она сидела на крыше бункера футах в десяти от Чессера. Он бы ее ни за что не увидел, если бы она не запела знакомую песенку.
Он жил одиноко в огромнейшем доме среди старых кресел и мраморных лестниц и спал…
Он шикнул на нее, и она быстро спустилась.
Он объяснил, в чем дело, и изложил свою идею насчет утреннего парома. Марен предложила воспользоваться одной из яхт, обычно стоящих на якоре в проливе между островами Сент-Маргерит и Сент-Онора. Одна-две всегда там были, а в хорошую погоду и того больше, потому что из Канна приплывали любители позагорать, искупаться и перекусить на природе. Дело того стоило.
Пролив был шириной с четверть мили. Марен и Чессеру пришлось бы плыть от силы сто пятьдесят-двести ярдов. Чепуха. А убедить кого-нибудь взять их на борт и отвезти в Канн для Марен не составило бы ни малейшего труда.
Чессер согласился с ее планом. До пролива было рукой подать. На рассвете они спустятся по скалам на берег – во время отлива им придется плыть даже меньше. На ночь они укрылись в наземном бункере. Устроились на цементном полу возле стены – напротив двери. Кроме двери, в бункере было еще три входа. Самый большой – наверху, в потолке. Отверстие для орудийного ствола. Снаружи пробраться сквозь него было нельзя: его почти затянула разросшаяся куманика. На стенах справа и слева были амбразуры – горизонтальные щели примерно тридцать шесть на десять дюймов – слишком узкие для мужчины. Значит, единственным входом для Толанда и его людей оставалась дверь.
На мгновение Чессер и Марен почувствовали себя в безопасности. Сейчас ночь. Остров большой – они могут быть где угодно. Толанд – даже если он разнюхал о существовании бункера – наверняка не знает, где искать. Но завтра – завтра все будет иначе.
Чессер положил пистолет на пол рядом с собой. Марен держала свой на коленях. Оба были сняты с предохранителей. У Чессера в голове вертелась единственная мысль. Наконец он высказал ее:
– Откуда им, к чертям, известно, где мы? – Марен не ответила. – Они не могли нас вычислить. – Марен продолжала молчать. – Наверняка им кто-то сообщил.
– Да, – тихо сказала она.
– Но кто?
Чуть погодя ока проговорила:
– Мы уехали из Лондона не попрощавшись, и я позвонила отсюда.
Чессер сразу понял, что она звонила Милдред. Его внезапно охватила такая злость, такая злость, что на минуту он возненавидел Марен. Безрассудная дура. Ну ее к дьяволу. И Милдред вместе с ней. Он ведь сразу раскусил эту карлицу. Естественно, она отказалась от чека, который он предложил. Ей предстояло получить куда больше – от Системы. Проклятая коротышка! Она их заложила.
– Я ненарочно, – сказала Марен голосом, в котором явно слышались слезы.
Чессер снова ее любил. Он представил, что она сейчас чувствует. Наверно, нет боли мучительнее, чем боль обманутого доверия. Он обнял Марен и прижал к себе. Провел рукой по ее щеке: она была влажная. Чессер порадовался, что в темноте не видит ее слез. Но он их ощущал и ненавидел отчаяние, которое они выражали, ненавидел Милдред – больше за это, чем за все остальное.
– Я правда ненарочно позвонила, – повторила Марен, имея в виду, что на этот раз она не призывала на их головы опасность.
– Думаю, нас выдала не Милдред, – солгал Чессер.
– Не Милдред? – с надеждой спросила Марен.
– Нет, – лгал Чессер. – Ей же есть, что терять, – могущество и все такое. – Он изобретал на ходу. – По-моему, это Катрин из гостиницы. Она вечно звонила по телефону, помнишь? Небось проболталась кому не следует. Все ее друзья сплошные сплетники.
– Катрин?
– Ну да, – с преувеличенным убеждением сказал Чессер и замолчал: пусть обдумает новый вариант.
Ложь помогла. Марен не вполне поверила, но не исключила и такой возможности, а потому приняла гипотезу Чессера. Лучше это, чем ничего.
Чессер вспомнил, что захватил сигареты. Он зажег две.
– Ноги болят, – пожаловался он, пытаясь отвлечь Марен.
– Бедняжка, – утешила она.
Он вытянул ноги, и Марен коснулась его ступней.
– Вечно ты теряешь ботинки, – сказала она.
Чессер вспомнил, когда в прошлый раз потерял их. Когда провел ночь у леди Болдинг.
– Пить хочется, – произнес он, стремясь переменить тему.
– Лучше об этом не думать.
Но Чессер не мог об этом не думать. Он и правда хотел пить после такой пробежки.
– Пососи что-нибудь, – посоветовала она. – Так всегда делают, когда заблудятся в пустыне. Зачем-то гальку в рот кладут.
Она нащупала пуговицу на платье. Оторвала и положила Чессеру в рот.
– Надо же провести ночь – возможно, нашу последнюю – в таком идиотском месте, – сказал он.
– Эта не последняя.
– Они убийцы. Толанд и те, что с ним. Сразу видно.
– Лучше умереть так, чем в постели. Чессер фыркнул.
– Правда, – Марен была серьезна. – Многие ложатся в постель и ждут конца. Они медленно умирают – вместо того, чтобы заняться чем-то более приятным. Думаю, люди должны встречать смерть, а не ждать, пока она придет за ними.