Но вот и очередной разрыв во времени. Восьмилетка позади, одноклассники в момент определили, что им делать дальше. Большинство, – учениками-подмастерьями на завод, другие, – в профтехучилище. Некоторые в девятый класс средней школы. Отец молчит, мачеха выжидает, я раздумываю…
Уруббо-Ассийский Альянс огромен. Крайнестан, его восточная окраина, тоже необъятен. И вырваться отсюда невозможно! Требуется опора по крайней мере в Ерофейске, столице Крайнестана. Есть и другие, не ближние регионы: Тундрия на северах и таежная Урмания западнее. Но там так же, как в устье Румы. И в политическом центре, за горами Тартар, едва ли лучше. Но туда попасть мне совсем не светит.
Внутренний голос подсказывает: надо стремиться к цивилизации более высокого уровня. Я уже знаю, что таковые на планете имеются. Люди там совсем другие. Они имеют при себе носовые платки и не сморкаются шумно под ноги, вытирая носы пальцами. А затем чистят ладони о штаны. Они там не изображают громы прилюдным испусканием ветров. Они не рыгают за столом, сигнализируя довольство едой или закуской. Они не ковыряют прилюдно в носу и не выщипывают из него волоски. И не кричат всюду об умении жить хорошо, демонстрируя лишний десяток метров жилплощади или рубль длиннее соседского.
За четырнадцать лет я устал от народного самовыражения. Как-то смотрел и слушал народного депутата, рекламирующего туалетную бумагу в противовес омовению водой. И удивлялся… Народ в отличие от депутата не имеет легкого доступа к туалетной бумаге и пользуется газетой с политическими текстами, которых не читает. Неужели постоянный запах дерьма, – признак превосходства, национальной исключительности?
Одно ясно: прошел восемь классов, а в итоге не соображаю почти ничего! Главное, – не знаю, чего хотеть! Понимать, чего не хочется – мелочь, ничего не дает. Да, я не желаю стать таким как все вокруг. Но у всех есть идеал, живой и конкретный, а у меня нет. Что говорит о моей крайней бестолковости.
И я принялся искать образец, на который надо ориентироваться. Когда чего-то хочешь очень-очень, оно приходит… Десятикопеечная монетка, легшая на ладонь в нужный момент, позволила заклеить разрыв во времени. Десять копеек, – цена пропуска в новый мир!
Кинотеатр «Родина» показал культуриста Ривза в роли Алкида, пророка в языческой Олимпии. Сила, красота, разум, воспитанность, – и всё в одном! Древние мифы уже крепко сидели в памяти, для осознания не хватало кинообраза. И стало ясно, почему не «завёл» Макс: в нем лишь внешнее, чисто телесное. И процесс пошел!
Откуда-то взялись десятикилограммовые гантели, две пары боксерских перчаток. Проявилась страсть к физическому труду. Какое удовольствие: вдвоем с отцом двуручной пилой разделать ствол знакомой лиственницы на несколько безопасных частей! Колку на поленья я не доверял никому, – эта работа просто супер. Топор, колун, кувалда… Еще одной любимой обязанностью стала борьба со снегом. После крупных буранов отец выходил на работу через чердак. К его возвращению я расчищал дорожку от крыльца до улицы.
Горячий пот, усталость, звериный аппетит, – величайшие радости… А следующей весной я присвоил себе заботу о семи сотках приусадебного участка. Лопата, тяпка, веселое солнце, теплые дожди, аромат радующейся тебе земли…
Первой зимой после начала своего переформатирования стал видеть Радугу над снегом, которую никто не замечает. В небе, хоть и редко, появлялся радужный кристалл, играющий такими цветами, которых нет ни в каком наборе красок. Мир мой заиграл многоцветием. Открытия следовали одно за другим.
Особенно поразило то, что снегопады индивидуальны, непохожи один на другой. И приносят они снега разных оттенков. Тут и сиреневые, и лимонные, и голубоватые… А зимние тени совсем не темные, а синие всяких тонов, от теплых до холодных.
Мне наконец подарили велосипед. Он тут же прирос к телу, добавив скорости и умения владеть собой. Возможности ширились…
До океана по таежной дороге меньше сорока километров. По волнам грунтовки три часа езды в одну сторону. Всего три часа. Нет, целых три часа качания на таежных волнах! Глаз радуется мохнатым малахитовым лапам елей, гигантской черемухе, на которой осенью появляются черные гроздья, соразмерные виноградным… Тайга вдали от людей настолько разнообразна, что слов не хватит передать. Но вот, она кончается. И начинается Океан, разочаровавший мрачной мощью. Его дыхание, тяжелое и холодное, отвергало меня. Пахло так, словно он объелся тоннами винегрета и запил его бочкой самогона.