Помнится, раньше я был астронавтом. Мне запомнилось мое отчаяние.
Теперь мы находимся рядом с Игорем. Он тоже нервничает, потому что прокручивает в памяти свою прошлую жизнь с ее психологическими травмами. Я спешу скорее поставить ему ангельский знак. «Тсс, забудь прошлое». Но он отказывается униматься. Я усиливаю нажим – что ж, его отметина будет глубже. Он, наконец, немного успокаивается.
Моя мать рухнула прямо на улице. С тех пор как она махнула рукой на свои симптомы, это было ожидаемо. Приступы тошноты, головокружения. И всякий раз она наказывала ударами меня. Как будто я был виноват в ее мучениях!
В этот раз у нее отошли воды. Я остался сухим, а она вдобавок потеряла сознание.
Собрались люди, поднялся крик, кто-то сказал, что женщина, должно быть, беременна. Кто-то еще стал кричать, что надо срочно везти ее в больницу.
– Мне уже лучше, – сообщает доброхотам моя мама, придя в себя. – Выпила лишнего, только и всего.
Но ее, к счастью, не стали слушать.
До больницы далеко. Машина едет быстро, о чем свидетельствует тряска.
– Дышите медленно, – советует женский голос.
– Ерунда, я хочу домой, – повторяет мама.
Я уже задыхаюсь. Если я умру – а смерть уже близко, – то она выиграет. Начинаются схватки – пришло время. Хозяева машины – я знаю, что их двое, потому что слышу то женский, то мужской голос, – паникуют, машина уже не едет, а летит. Тряска усиливается, схватки тоже. Я занимаю стартовую позицию.
НУ ЖЕ! Я ГОТОВ.
– Я понятия не имею, как это делается! – причитает мужчина. – Я никогда не принимал роды, я же пекарь!
– А ты представь, что достаешь из печи хлеб, дурья башка!
– Он погибнет, погибнет! – убивается он.
А меня он спросил? Как ни враждебна моя родительница, как ни безруки эти двое, у меня есть воля выжить, и я выживу.
Мне сюда: здесь выход.
Я полностью высовываю голову. Самое трудное позади. Я открываю глаза и больше ничего не вижу: все расплывается.
– Заверни его в свою куртку! – распоряжается женщина.
Что ж, я выдержал главное испытание – родился. Дальше будет легче.
– Я боялся, что ничего не выйдет. Не знал, что роды – такая суровая штука.
– Зато они быстро забываются, – подбадривает меня Рауль. – Как ты видел, я правильно поступил, что примчался. Необходимо было подействовать на других водителей и не дать машине попасть в аварию.
– Они такие трогательные…
– Брось, это сущие чудовища! Кошмар только начинается. А теперь тебе откроется худшее.
– Что еще?
У Рауля сокрушенный вид.
– СВОБОДА ВОЛИ! Свобода воли людей – это их право самим выбирать жизненный путь. Включая право на ошибку. Право провоцировать катастрофы, ни перед кем не отчитываясь, не неся никакой ответственности. И уж они дают себе волю… Очень тебя прошу, опасайся двух этих фатальных слов: «свобода воли».
28. Энциклопедия
ВЫНАШИВАНИЕ. У высших млекопитающих время внутриутробного развития плода обычно составляет 18 месяцев. Но маленькому человеку приходится появляться на свет уже в 9 месяцев, уж больно велика у него голова, и позже ему не выйти наружу, учитывая имеющееся в материнском тазу ограниченное пространство. Это как если бы возникло несоответствие в калибре между снарядом и пушечным стволом.
Таким образом, плод рождается не вполне сформировавшимся. Из-за этого девять месяцев внутриутробной жизни приходится продлевать еще девятью месяцами жизни снаружи.
По этой причине первые девять месяцев наружной жизни требуют постоянного присутствия матери. Родителям приходится мастерить что-то вроде воображаемой эмоциональной утробы, в которой новорожденный будет чувствовать себя защищенным и любимым, принимая тот факт, что еще не вполне «готов».
Наконец, через девять месяцев после рождения разражается так называемое «младенческое горе». Младенец осознает, что он и его мама – разные существа. Хуже того: оказывается, окружающий его мир и он сам – не одно и то же. Он приобретает способность узнавать себя в зеркале, видеть, что выделяется среди всего окружающего. Это и есть подлинное рождение.
Эдмонд Уэллс,
29. Клиентский сервис
У Сапфировых ворот меня ждет Эдмонд Уэллс. При виде Рауля он слегка кривится, понимая, что этот своенравный ангел сопровождал меня на Земле. Но, не будучи его ангелом-инструктором, он ведет себя сдержанно.
– Ну, как прошли крестины? – равнодушно осведомляется он.
– Как по маслу!
Эдмонд Уэллс приглашает меня в юго-западную зону. Вокруг нас парами, с глазу на глаз, общаются другие ангелы, трепещущие, как стрекозы, своими крыльями. Мой наставник раскидывает руки и резко сворачивает влево, я следую за ним.