Старый ученый махнул в сторону окна, которое выходило на столицу. Правитель улыбнулся, признав правоту сравнения.
— Скажи, чего ты хочешь? Если можно, это будет сделано. Джоквин не колебался. Он коротко заявил, что во дворце у Клэйна должно быть убежище. Святыня, куда другие дети не смели бы входить под страхом сурового наказания.
— Вы здесь, во дворце, выращиваете всех своих внуков, — говорил Джоквин. — И вдобавок несколько десятков других детей — сыновей заложников, союзных вождей и патронов. Против этой толпы нормальных детей, грубых и бесчувственных, как все мальчишки, Клэйн совершенно беззащитен. Они все спят в одной спальне, поэтому у него нет убежища даже в своей комнате. Пусть ест и спит по-прежнему с остальными, но у всех должно быть место, где его не смогут преследовать.
Джоквин замолчал, лишившись дыхания. Голос был уже не тот. Да он и понимал, насколько необычна его просьба. Он просил, чтобы на высокомерных, гордых маленьких людей, из которых в будущем вырастут руководители Линна — патроны, генералы, вожди, даже лорды-правители, — чтобы на них было наложено ограничение. И ради чего? Чтобы бедный мутант мог показать, есть ли у него разум.
Джоквин видел, что лорд-правитель хмурится. Сердце у него сжалось. Но он неверно понял причину сердитого выражения. И действительно, он не мог бы выбрать для своей просьбы более подходящего времени. Накануне, гуляя по саду, лорд-правитель обнаружил, что его преследует непочтительно ржущая группа мальчишек. Такое случалось уже не впервые, и именно это воспоминание заставило его нахмуриться.
Он решительно поднял голову и сказал:
— Этим юным негодяям необходима дисциплина. Небольшое ограничение принесет им пользу. Строй свое убежище, Джоквин. Я поддержу тебя.
Дворец правителя размещался на капитолийском холме. Поверхность холма была искусно преобразована. Всю ее заняли террасы с садами и кустарниками, так что старики, вроде Джоквина, почти не узнавали прежнего холма.
В западном углу дворца находилась голая скала на возвышении. Чтобы добраться до нее, нужно было пройти узкой тропой по крутому склону, а затем подняться по вырубленным в холме ступеням.
Скала оставалась голой, пока ею не занялся Джоквин. Под его руководством рабы быстро нанесли почву, садовники насадили кусты, траву и цветы, чтобы была защита от горячего солнца, приятная зелень, на которой можно полежать, и прекрасный вид. Была поставлена прочная ограда поперек тропы, а у ворот — солдат, свободный, шести футов и шести дюймов ростом и с соответственно мощной фигурой. Этот солдат был выбран еще и потому, что четыре года назад его жена тоже родила ребенка богов. Солдат оказался веселым добродушным парнем, который не давал самым настойчивым мальчишкам проход, грозно загородив своим телом ворота.
Несколько недель после завершения строительства орлиного гнезда и введения запрета на его посещение мальчишки руганью и криками выражали свое негодование. Они часами стояли у ворот, выкрикивая угрозы и оскорбления. Но невосприимчивые, всегда добродушные стражники в конце концов заставили их отступить. И тогда дрожащий мальчик в орлином гнезде смог успокоиться, перестать чувствовать себя преследуемым и при первом же знаке опасности находить убежище. С этого времени на него перестали обращать внимание. Никто не играл с ним, и, хотя это равнодушие тоже было жестоким, оно по крайней мере оставалось пассивным. Он смог жить своей собственной жизнью.
Его мозг, этот раненый, испуганный и тонкий комплекс интеллекта и эмоций, медленно выходил из тьмы, в которую падал. Джоквин выманивал его оттуда тысячью уловок. Он учил мальчика запоминать простые стихи. Рассказывал ему о великих деяниях, больших сражениях, рассказывал длинные волшебные сказки с продолжением. Он давал мальчику вначале тщательно смягченные, а потом все более правдивые сведения о политической атмосфере внутри дворца. И снова и снова с нарастающей убедительностью внушал, что рождение мутанта — очень важное, особое событие. Любой человек может родиться нормальным, но мало кто бывает избран богами атома.
Джоквин знал, что это опасный путь. Мальчик может почувствовать превосходство даже над другими членами семьи Линнов.
— Но он быстро узнает свои возможности, когда станет старше, — объяснил как-то Джоквин лорду-правителю. — Самое важное, что теперь его восьмилетний опыт может противостоять самому вульгарному преследованию со стороны других мальчиков. Он все еще запинается и заикается, когда пытается ответить, и любой контакт со взрослыми для него болезнен. Но если его не захватить врасплох, он научился справляться с собой. Я хочу, — закончил Джоквин, — чтобы мальчик мог изредка навещать вас.