— Предположим, вы должны вмешаться, и что тогда?
— Заставим их голосовать и жить согласно своим решениям.
— Предположим, что они не будут так жить. Что тогда?
— Мы войдем и заставим их голосовать снова.
— И это будет продолжаться двести лет? — спросил он.
— Да, — ответил я, — Соединенные Штаты будут там в течение двухсот лет и будут продолжать стрелять в людей до тех пор, пока те не научатся голосовать и управлять сами собой.
Иначе говоря, британским решением был бы отказ от ответственности за Мексику.
Что такое отношение значило для будущего Британской империи, было ясно изложено в открытом письме редакторов американского журнала “Лайф”, опубликованном в октябре 1942 года и обращенном к “английскому народу”: “В одном мы уверены. Мы сражаемся не за то, чтобы сохранить Британскую империю. Нам не нравится ставить вопрос прямо, но мы не хотим, чтобы у вас были какие-либо иллюзии. Если ваши стратеги задумывают войну, чтобы укрепить Британскую империю, они рано или поздно обнаружат, что разрабатывают свои стратегии в полном одиночестве”.
Американский президент Франклин Д. Рузвельт был согласен с этим взглядом. “Колониальная система означает войну, — сказал он своему сыну во время войны. — Если вы эксплуатируете ресурсы Индии, Бирмы, Явы, забираете богатства этих стран, но ничего не возвращаете… то все, что вы делаете, это создаете проблемы, которые ведут к войне”. Краткая остановка в Гамбии по пути на конференцию в Касабланке подтвердила эти подозрения. Это была, как он сообщал, “чертова дыра… Самое ужасное место из всех, что я видел в жизни”:
Грязь. Болезни. Очень высокая смертность… С этими людьми обращаются хуже, чем со скотом. Их скот живет дольше… За каждый доллар, которые британцы… вложили в Гамбию [как он позже утверждал], они получили десять. Это неприкрытая эксплуатация.
Наивно доверяющий Сталину, явно заискивающий перед лидером китайских националистов Чан Кайши, Рузвельт с глубоким подозрением относился к старомодному империализму Черчилля: “Британцы готовы захватить любой клочок земли, даже если это только скала или отмель”. “В вашей крови четыреста лет ненасытного инстинкта, — заявил он Черчиллю в 1943 году, — и вы совершенно не понимаете, как страна может не желать приобрести землю где-либо, если она может получить ее”. Рузвельт желал видеть вместо колониальной систему временной “опеки” для колоний всех европейских держав, ведущую к независимости. Они подчинялись бы некоему международному контролирующему органу. Такие антиимпериалистические взгляды были свойственны не только президенту. В 1942 году Бенджамин Самнер Уэллс, заместитель американского госсекретаря, объявил: “Эпоха империализма закончилась”. Риторика Уэнделла Л. Уилки, кандидата в президенты от Республиканской партии, была похожей.
Итак, американцы были во многих отношениях враждебнее настроены к Британской империи, чем даже Гитлер. Атлантическая хартия (1941), в которой были изложены цели союзников, вроде бы отказалась от имперской формы правления в пользу “права всех народов избирать форму правления, при которой они будут жить”. В 1943 году американский проект Декларации национальной независимости пошел еще дальше: один британский чиновник жаловался, что “ее главный мотив — нетерпеливое ожидание идеала, заключающегося в распаде Британской империи”. Однако американцы не ограничивались общими рассуждениями. Однажды Рузвельт надавил на Черчилля, чтобы вернуть Гонконг Китаю в качестве жеста “доброй воли”. Он поднял вопрос об Индии. Черчилль взорвался и заявил, что на американский Юг следует отправить международную группу наблюдателей. “Мы приняли декларацию по этому вопросу”, — уверил Черчилль членов Палаты общин. Британское правительство уже занимается “постепенным развитием институтов самоуправления в британских колониях”. “Туки прочь от Британской империи!' — был его лозунг в декабре 1944 года. — Она не должна быть ослаблена или опозорена, как бы это ни понравилось сентиментальным торговцам на родине или каким бы то ни было иностранцам”. Он призывал американцев вступить в войну. Теперь он горько негодовал, ощущая, что империя “была обманута и находилась на краю пропасти”. Он совершенно не был согласен,
чтобы сорок или пятьдесят наций запустили свои руки в дела Британской империи… После того как мы приложили все усилия, чтобы выиграть в этой войне… я не могу допустить, чтобы Британская империя была помещена в док и исследовалась всеми желающими на предмет того, соответствует ли она стандартам.