Несколько слуг вкатили торт, едва поместившийся в центре, между столами. Он был настолько огромен, что каждому из пятисот гостей должно было хватить по толстому и сытному ломтю. Но и теперь Джина не восхищали голуби из крема и сердца из глазури, всё воздушно-белое, как наряд невесты. Его взгляд с трудом оторвался от руки Энди, взявшей ладонь Дами. Та, повернувшись в профиль, могла уголком глаза видеть Джина за своей спиной, весь день работавшего её тенью, надежной, но не смеющей привлекать к себе внимания. У тени нет голоса, запаха, собственной жизни. Тень только повторяет движения тела, ступая за ним неотвязно. Девушка высвободила свою руку, стараясь сделать это как можно более тактично. Играла в смущение девственницы, или ей на самом деле было неприятно? Если бы он мог знать… ревность и боль жгли изнутри, ему хотелось подойти и развести их подальше друг от друга, эту несовместимую пару, где муж старше жены на тридцать лет! Не сидели бы они так близко, не отвечала бы она ему иногда смехом, выпивая всё больше вина. Нет, она не напивалась, но пьянела, пьянела для того, чтобы ночь впереди не была ужасной, чтобы ей не было неприятно. А если ей понравится? Джину хотелось плакать от отчаяния.
- Спокойно, брат, спокойно, - прошипел Сандо, скорее чувствуя, а не замечая что-то. Джин отвернулся, опять принявшись рассматривать гостей. Утомительное, но единственное доступное занятие. Он никогда не подумал бы, что в жизни всё возвращается таким точным бумерангом. Когда-то он не понимал Сандо и укорял того за скверный характер, не зная, что случилось в его жизни. А в жизни его произошло примерно то же, что творится теперь у Джина. Первая и единственная любовь Сандо, не дождавшись его из армии, вышла замуж за богача, вдвое её старше – тянулась к деньгам, мечтала быть миллионершей. Но когда олигарх стал её поколачивать и ни в грош не ставить, она, недолго потерпев, побежала искать защиты и спасения у Сандо, с которым и застал её супруг, забив на месте до смерти, на глазах парня, едва не убив и его. Но жизнь победила, и молодой человек, окрепнув и превратившись в одного из лучших воинов на свете, вернулся через несколько лет к обидчику и зверски с ним поквитался. Однако с тех пор ещё ни одна девушка не заменила ему погибшей. Ни разу, никогда с того дня, когда она умерла на его глазах, он не почувствовал ни к одной женщине чувств, а если и было влечение, то механическое, когда не было разницы, с кем его удовлетворить, ведь всё равно помнилась и виделась она, та, другая, первая. Единственная.
- Прости, Сандо, - тихо произнес Джин, вложив в это извинение все те месяцы недоверия и непонимания, когда и представить не мог, каково это, когда возлюбленная принадлежит не тебе.
- Не за что, - отрезал тот, и напомнил: - Твоя делает это не добровольно. – Слабое утешение, когда итог один: вместе они быть не могут, и подобный любовный треугольник грозит, в данном случае, смертью какой-то из сторон.
Веселье заканчивалось, музыка ещё играла, но уже тише, а Дами и Энди поднялись, чтобы уйти на брачное ложе. Джину казалось, что он задохнется, или уже перестал дышать. Официальный костюм секьюрити стал тяжел, как средневековые латы и кольчуга, хотелось сорвать галстук. Или затянуть тот, что был на шее Энди, чтобы задушить его. Дами позволяла целовать себя в щеку провожающим, в том числе брату, который пожелал ей счастья и удачи, но при его словах нужно было видеть её лицо… Она ненавидела его, этот день, всех вокруг и даже, наверное, Джина, никак не предотвратившего катастрофу, но на ненависть наделась маска, и Дами вновь стала обходительной молодой женой, чей невесомый шарм растопил сердце супруга после двух-трех бокалов вина. Джин с Сандо пошли за ними следом, до самой опочивальни. К ним присоединилось ещё два парня, и стало ясно, что это те самые их китайские напарники.
- Итак, это с вами мы будем делить общество? – далеко не простодушно улыбаясь, вклинился к ним один из дуэта. – Что ж, тогда следует познакомиться. Я Джексон, а это мой друг – Марк, - указал он на спутника. Оба молодых человека говорили по-корейски, но Джин и Сандо, представляясь, из приличия перешли на китайский, на котором говорили все вокруг, ведь они всё-таки находились в Китае. – Очень приятно и, надеюсь, дальнейшее наше знакомство не испортит первого впечатления, - нагло и просто заявил Джексон. Он окинул взглядом Сандо, чьи забранные в хвост черные волосы, перетянутые удавкой, как у пирата смуглое лицо и потертая темная одежда, не скрывающая тут и там запихнутые кинжалы, сюрикены, отравленные дротики и пистолет обличали в нём представителя вольного братства. – Ты наёмник?
- А ты восьмой сын? – ответил вопросом на вопрос Сандо.
- По мне тоже что-то видно? – хмыкнул Джексон.
- Большинство наследников ведет себя одинаково самоуверенно, - ровно и холодно, как всегда, изрек наёмник.
- Для наследника мне стоило родиться лет на десять раньше. Но я последний, и шансов получить Синьцзян у меня никаких. Поэтому меня сюда и отправили. Подальше, за ненадобностью.
- Подальше тебя бы отправили на Антарктиду, а раз тут, значит, надобность есть, - осадил его слегка Сандо, пользуясь как минимум тем, что был старше парня лет на пять. И умел сражаться в разы лучше, почему-то сомневаться не приходилось. Джексон уловил этот ход мыслей.
- Ты такой смелый… хорошо дерешься?
- Последние три года проигрывать не довелось.
- Жаль, что не пять, может, грохнул бы Николаса до того, как его выгнали из ваших. – «Вот она, ненависть отпрысков Великого Китайца» - подумал Джин, услышав дерзкие слова.
- Почему бы тебе не попытаться сделать это самостоятельно, если он тебе мешает? – оскалился Сандо, предполагая, что парень и близко не стоял в мастерстве с теми, кто когда-либо был наёмником. Джексон поджал губы, сделав такую гримасу, будто записал что-то в своей голове, после чего просиял широкой улыбкой:
- Я же шучу. Он мой брат. Как я могу? – Шествие уперлось в двойные тяжелые двери, ведущие в личные покои Энди Лау, которые он отныне разделит с молодой женой. Джин забыл всё на свете, не слыша ничего и не видя, кроме белоснежного силуэта, взявшего под локоть своего супруга. Перед парой распахнули вход в спальню какие-то лакеи, поклонившись господину Цинхая. Какое дикарство, словно в древние времена… Двадцать первый век – откуда взялись браки по расчету? Сердце Джина грозило выдать его, стуча слишком громко. Дами, в фате, сказочном платье и бриллиантах, пусть не такая уж невинная, о чем знал Джин, но всё-таки его, любимая, родная, желанная, шагнула было через порог, но Энди, хоть и в возрасте, но ещё бодрый и сильный мужчина, подхватил её на руки, со всем тяжелым нарядом, и занес внутрь. Двери спешно затворились, Джин не заметил, когда к ним успели подойти Джексон и Марк, встав спинами к спальне и лицами к проводившим молодоженов гостям.
- Наша смена закончена, - произнес Сандо, потянув Джина прочь. Не чувствуя себя и ног, он, разбитый, едва держащийся, чтобы не показать ни грамма своих чувств, побрел за товарищем.
Комментарий к Свадьба
* пэньцзин (кит.) – то же самое, что японский бонсай
========== На утро ==========
Простыни поменяли со светлых на лазурно-синие. Когда служанки, с позволения Энди, вошли, чтобы сделать это, он поцеловал молодую жену в щеку, потом взял за руку, которую тоже поцеловал, и вслед за этим вышел, чтобы приняться за дела, оставив Дами одну. Вернее, в окружении горничных, но всё равно это было для неё одиночеством, холодным отчуждением среди множества, где нет друзей. У неё и в Корее подруг не было, из-за надменного и не слишком контактного характера, но там от этого не зависела жизнь и сохранность.
Сестра Джиёна хорошо сыграла роль девственницы, только страхи её были не от незнания и невинности. Она представляла, что происходит сейчас в душе Джина, и не могла угадать, простит ли он ей это, примет ли после другого мужчины? Да, он ринулся за ней сюда, в Цинхай, под угрозой смерти, если кто-то разоблачит его истинную роль, но кто мог гарантировать, что он выдержит эти испытания чувств? Дами боялась потерять его, а не очередную честь, но дрожь и пассивность в постели, вызванные этими волнениями, завершили картину. Энди удостоверился в том, что взял в супруги девушку, не знавшую других мужчин. Дами же хотела познать лишь одного мужчину – Джина.