— Вот видите.
— Но это — прекрасная глупость.
— Как может глупость быть прекрасной? Рэнди вздохнул:
— Может, потому, что прелесть жизни заключается в движении наперекор рациональным рамкам.
Вероника нахмурила брови, стараясь осознать непривычную концепцию, потом отрицательно тряхнула головой:
— Чушь все это. Рационально — значит целесообразно. Вы сами утверждаете, что любовь глупа. То ли дело противоположность любви — война. Разумно и ясно.
— Так ли ясно? — прищурился Рэнди. — А зачем воевать, Вероника?
— Чтобы покорить мир! Чтобы уничтожить всех врагов…
— Хорошо, а дальше?
— Дальше? Ну, я не знаю… Наверное, еще кого-нибудь уничтожить…
Рэнди расхохотался, а Вероника надула губы:
— Да ну вас! Вы меня совсем запутали.
— Наоборот, пытаюсь распутать… Так что вы будете делать, когда расправитесь со всеми врагами? Истреблять друг друга?
— Зачем?
— Как это зачем? Потому что война — целесообразный процесс и естественное состояние разумного существа. Так вас учат?
Девушка едва не плакала. Ее выручил телефонный звонок, прозвучавший к удивлению Рэнди — когда он поднимал трубку, телефон неизменно молчал. Вероника выслушала не достигшие ушей Рэнди слова, коротко сказала «сейчас», нажала на рычажок:
— Дед прибывает… Мне надо идти.
— Но вы придете завтра?
— Конечно! Кто же будет приглядывать за вашей раной! Это моя обязанность…
Она собрала пустые тарелки на поднос и уже намеревалась уходить, когда Рэнди окликнул ее:
— Вероника!
— Да?
— Вы знаете, что с моими друзьями?
— Я знаю, что они живы. Где они, мне неизвестно.
— Пожалуйста, постарайтесь это выяснить. И если получится, передайте им привет от меня.
— Вы что, хотите превратить меня в шпионку? — возмутилась Вероника.
— Ну, если это задевает ваши верноподданнические чувства, — с деланым безразличием обронил Рэнди, — можете забыть о моей просьбе, мышь вы подземная.
Глаза девушки вспыхнули.
— А вот я возьму и сделаю то, о чем вы просите! Тогда посмейте обозвать меня мышью!
Она постучала в дверь. Охранник отпер замок, Вероника подхватила поднос, фыркнула на прощание и исчезла.
9
На следующее утро Вероника вновь появилась в девять.
— Как прошла встреча с оберштурмбаннфюрером? — спросил Рэнди, стараясь не быть слишком язвительным.
— Ой, да ладно вам… Фюрер, не фюрер… Он мой дед, и я люблю его. Кроме него, у меня никого нет. Мои родители… Ну, не буду вам об этом рассказывать. А вот сегодня ночью я читала Ницше и Шопенгауэра!
— Ну да? — вежливо удивился Рэнди. — И кто интереснее?
— Про войну там у Ницше так проникновенно…
— Да? По-моему, про любовь у него тоже неплохо. «Отправляясь к женщине, не забудь взять плетку…»
— Снова вы за свое, — укоризненно сказала Вероника. — А ведь я с ног сбилась, исполняя вашу просьбу…
— Получилось?!
— Нашла только одного — сенатора Флетчера. Он на двадцать четвертом этаже, в апартаментах под номером двести сорок. Это шикарная квартира, не то что ваша конура. Мерц лично с ним возится. Еще бы, сенатор!
Рэнди кашлянул.
— А кто такой Мерц? — спросил он невозмутимо.
— Великий человек, — исчерпывающе разъяснила Вероника.
— Великий так великий, — покорно согласился Рэнди. — Но вы виделись с сенатором?
— Нет, не получилось. Его стерегут злющие псы. Даже я не смогла с ними договориться.
— С кем, с собаками?!
— С какими собаками?! Псы из службы безопасности!
— Ах вот оно что, — усмехнулся Рэнди. — Жаль… Но теперь я хоть знаю, где искать Флетчера… Вот если бы тюкнуть по башке моего тюремщика да добраться до оружия…
— Сумасшедший! — испуганно воскликнула Вероника. — Вас же убьют!
«Вас убьют», отметил про себя Рэнди, а не «вы кого-нибудь убьете». Она начинает беспокоиться за него…
— Вероника, а что с телевидением?
— Порядок, включайте. Наша кабельная сеть — «Дер тихий ужас вохеншау».
— Не хочу я вашего вохеншау. Мне бы услышать хоть краем уха весточку из Америки…
— Вы так тоскуете по Америке?
— Тоскую ли я по Америке? О да! Я люблю Америку! И Америке принадлежит мое сердце.
— Но что же там хорошего? Огромные душные города, задыхающиеся от преступности, смога и коррупции. И еще там эти ужасные… Негры…
— Ужасные? А вы слышали что-нибудь о негре Чаке Берри?
— Нет, ничего. Это политик?
— Политик… Это изобретатель рок-н-ролла! Эх, нет со мной моей гитары, моего верного «Джибсона»! Но… Погодите-ка минутку.
Он вышел в крохотную ванную комнату, вернулся с расческой, обернул ее целлофаном, снятым с сигаретной пачки. На этом нехитром инструменте он довольно уверенно сыграл инструментальную версию «Rock'n'Roll Music». Вероника радостно захлопала в ладоши:
— Это вы сами сочинили?
— Если бы! Ужасный негр Чак Берри…
— Как здорово! Сыграйте еще!
— Еще будет потом.
Рэнди убрал расческу в карман и принялся рассказывать Веронике об Америке. Он рассказывал о Колорадском каньоне, Долине смерти и Ниагарском водопаде, о мосте Золотые Ворота и бухте Нью-Йорка, о статуе Свободы и Диснейленде. Он говорил об истории освоения Дикого Запада, пел ковбойские песни, вспоминал удивительные приключения Джона Диллинджера и Билли Кида. Он красочно живописал фильмы Джорджа Лукаса и Стивена Спилберга, романы Стивена Кинга, он цитировал все подряд, что только воспроизводила память, — от преамбулы Конституции до Эрика Сигала. Речь его продолжалась целый час без передышки, и весь этот час девушка слушала как зачарованная. А когда Рэнди умолк, она тихо произнесла:
— Как это чудесно… и как непохоже на то, что вдалбливают в наши мозги люди Фрица Йоста! Знаете, Рэнди, мне вдруг впервые стало не хватать воздуха под землей… Вы были правы, я — мышь…
Рэнди обнял ее за плечи:
— А есть еще ночные звезды и желтая луна, облака и дожди, жаркие летние ночи и сверкающий под солнцем снег… Он холодный и хрустящий, Вероника. Этого не увидишь по телевизору. Все звуки и запахи мира нельзя загнать в коробку со стеклянной стенкой, над которой колдует злой волшебник Йост…