Ледяные капли хлестали по ним, ветер норовил содрать прилипшую от влаги одежду. Корабль накренился так сильно, что малейшее усилие опрокинуло бы его вверх дном. В то же время моя одежда оставалась сухой, непогода не касалась меня, как будто кто-то накрыл меня защитным куполом.
Не желая видеть так много смертей, я побежал прочь, насквозь промчав девятибалльную волну, которой никогда в своей жизни не видел. Хотя абсолютно всё, что происходило в симуляции, попалось на мои глаза впервые. Но в то же время руководствуясь глубинной памятью, я мог легко определить те или иные вещи, вспоминая их чьим-то чужим разумом. Это было дежавю длиною в шестьдесят минут, которое я переживал, захлёбываясь от восторга.
Беспредельные просторы океана остались позади, песчаный берег сменился жёлтой от песков равниной. И там, очень далеко, где от испарений горизонт превратился в туманное марево, ярко сияло нечто золотое.
Охваченный интересом, я мчался всё дальше и дальше, наблюдая, как растёт силуэт. Сначала плохо различимый, но потом всё более отчётливый силуэт пирамиды. Отлитая из чистого золота, она возвышалась над всем миром, окружающим её. Неведомый Творец заключил это сокровище в грубое окаймление из красновато-чёрных скал, оставив тонкий перешеек между суровых великанов, сотворённых руками скульптора. Великаны стояли в полный рост, держа наготове копья-колонны, подпирающие сами небеса.
Золотое сияние оказалось настолько притягательным, что я ни на секунду не сомневался, чего именно хочу. А хотелось мне коснуться босыми ногами идеально отполированных золотых блоков, приставленных друг к другу так плотно, словно их и не составляли вовсе, а просто провели тончайшим лезвием так, чтобы изобразить кладку.
Но передо мной выросла преграда, как только я оказался на подступах к пирамиде, каменные великаны стояли, не шелохнувшись, однако их предназначение стало ясным, как день — вовсе не для красоты они возвышались здесь, хмуря кустистые брови из-под остроконечных шлемов, плотно надвинутых на лбы.
И тогда я помчался прочь, окрылённый тайной. Мне захотелось понять, есть ли где-то такое место, в котором восславляли пирамиду из чистого золота или просто слышали про неё. Кончились пустыни, казавшиеся бескрайними. Почва медленно темнела, пока не превратилась в зелёный ковёр. Множество рек испещряли эти бескрайние земли, которые я не мог охватить разумом, даже преодолев их собственными ногами.
Всё чаще стали попадаться небольшие деревеньки, притулившиеся у окраины рощиц и перелесков. Люди здесь осваивали поля, превращая дикие заросли в идеально ровные золотистые квадраты посевов, словно семена их принесло с вершины той самой пирамиды. На смену деревням пришли города. Они росли от одного к другому и вместо сотен людей по широким трактам шагали тысячные армии.
Солдаты маршировали стройными рядами, облачённые в красные, зелёные и синие доспехи. Конница и лучники, череда метательных машин и идеально причёсанные копья фаланги.
Стоило мне взглянуть дальше, как взор упёрся в огромную колонну. Она росла из земли, но оканчивалась где-то в тесных объятиях облаков. Белоснежный мрамор гротескной башни блестел на солнце, а при приближении я различил бессчётное множество верёвок и лестниц, тянущихся вдоль полированного камня. Люди строили себе помосты, соединяя их вместе, поднимаясь всё выше, сложно было понять, когда именно они начали восхождение, но судя по тому, какой быть проделал самый первый из них — десятки лет.
Промчав по воздуху, я замер чуть в отдалении от седого старца, облачённого в одну набедренную повязку. Он так загорел, то бронзовая кожа стала почти чёрной. Он был крепок телом, словно атлет, но мог ли он видеть с того места, на котором находился, что не преодолел и десятой части пути? На его плечах висели гвозди, старик вбивал их в мрамор, уродуя гладкую поверхность. Крошки летели, падая на головы тех, кто был ниже.
Спустившись к земле, я увидел, как сотни семей на обозах пересекали равнину, чтобы доставить своих ещё совсем маленьких сыновей к подножию башни-колоса, пронзившего небосклон. Диаметром это странное сооружение было не менее сотни метров, и если кто-то там, за небесами, захотел бы развернуть планету, если этот мир — планета, он без проблем сделал бы это, схватившись за вершину башни.
Дети и подростки ступали на лестницы, некогда проложенные предшественниками, и поднимались выше. Мне стало ясно, что люди взбирались до тех пор, пока не достигали края изведанного и освоенного, после чего им самостоятельно приходилось двигаться дальше. В пути их догоняла старость и смерть. Мне стало страшно, поскольку никто из них, скорее всего, понятия не имел, что ждёт их там, высоко наверху, но упорно продолжал подъем.