Линкольн Маккил, уже распрощавшийся с фартуком, присоединился к ним, бережно держа в руках смузи и яичницу из одного-единственного яйца. Принимаясь за свою скудную трапезу, он по-прежнему улыбался куда-то в стол.
— Что ж, какие планы? Когда собираетесь… — начала мама Прю и неуверенно замолкла, не желая показаться негостеприимной хозяйкой.
— Моя жена пытается сказать, Эсбен, — продолжил Линкольн с полным ртом желтка, — что нам просто любопытно, в общем… Понимаете ли, у нас, кажется, кончилась мука. И масло. И яйца.
— И хотя мы с удовольствием съездим и купим еще, — вставила Энн, — но хорошо было бы, так сказать, знать… знать…
Прю не могла больше этого выдерживать:
— Мы исчезнем завтра, обещаю.
— Мы? — одновременно спросили родители.
— МЫ-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы! — завопил Мак, взмахивая вилкой, словно копьем, над покрытой пушистыми волосенками головой. Недоеденный кусок блина, который был насажен на зубцы, полетел через всю комнату. — МЫ-Ы-Ы-Ы-Ы И МЕДВЕ-Е-Е-ЕДЬ!
— Я же вам говорила, — сказала Прю, провожая блинный снаряд взглядом. — Мы с самого начала так условились.
Эсбен замычал с набитым ртом в знак согласия.
Прю продолжила:
— Как только у меня заживут рука с ногой, мы собирались вернуться в лес. Мы там нужны. Нельзя больше терять время. Надо найти…
— Другого «создателя», да-да, — закончила за нее мать. — Кто бы это ни был. Я просто подумала, ну, может быть, Эсбен мог бы пойти один. Найти его сам. Ты пропустила много занятий, Прюи. Не хочется, чтобы тебе пришлось второй раз сидеть в седьмом классе.
Прю в изумлении уставилась на мать. Пространство между ними заполнилось молчанием.
— Мне все равно, — сказала наконец девочка. — Мне теперь плевать на седьмой класс. Мое место там, в лесу. Я им нужна.
Эсбен на мгновение перестал жевать и снова утвердительно хмыкнул.
— Это правда, миссис Маккил, — сказал медведь. — Это очень важно. Она очень нужна там.
— Нечего меня учить, — отрезала Энн Маккил. — Откуда говорящему медведю знать, как должны вести себя родители?
Эсбен замер, поднеся ко рту крюк с нанизанным на него куском блина.
— Солнышко, — сказал папа Прю, потянувшись через стол и положив ладонь на руку жены: — Мне кажется, нам стоит их послушать. На кону стоит больше, чем наша семья.
И тут, когда на обеденный стол опустилось молчание, и все, даже маленький Мак с засохшими кусочками непокорного блина в волосиках, вдыхали тишину, словно успокаивающий газ, а ритмичный гул машин на улице перед домом отмерял несказанные фразы, Энн Маккил разразилась рыданиями. Медведь Эсбен среагировал первым, сказав: «Ну что вы, миссис Маккил», как и подобает смущенному, добросердечному гостю, ставшему свидетелем чего-то очень личного и, возможно, очень человеческого.
Неужели ничего больше не оставалось сказать? Какое-то время всхлипы матери Прю были единственным, что нарушало тишину в комнате, но наконец она заставила себя успокоиться, медведь доел блины, все убрали со стола и отнесли грязную посуду в раковину. Впереди предстоял весенний день, и вскоре утренняя сцена была забыта. Только Энн Маккил глотала слезы.
В ту же ночь, когда остальные в доме уже крепко спали, Прю лежала, откинувшись на подушку. Медведь прерывисто храпел в огромной палатке рядом с ее постелью. Дождавшись долгой паузы в храпе, девочка решилась позвать:
— Эсбен?
— М-м-м? — промычал медведь.
— Не могу заснуть.
— Опять?
— Не знаю, как у вас получается. Столько всего надо обдумать.
— Постарайся этого не делать.
Прю сжала губы и попробовала последовать совету медведя. Почему-то от усилий становилось еще сложнее.
— Эсбен? — позвала она через некоторое время.
— Хм?
— Что он подумает? Меня это больше всего беспокоит.
Послышался громкий шорох: огромное тело перевернулось за тесными флисовыми стенками.
— Кто что подумает?