- Значит, через год ни одна цистерна работать не будет?
Бек кивнул, опять посмотрев на меня своим сверкающим взглядом.
- Это превосходно. Вирус. Я уже разослал агентов в десяток городов. Они перекрасили кожу, что-бы не очень выделяться. У них приказ проникнуть в города - в одиночку это нетрудно - и выпустить вирус. Оказавшись в воздухе, он скоро попадет и в цистерны, нет фильтров, которые бы его задержали. Понимаешь, что это значит, Клейн?
- Конечно.- В горле у меня пересохло.- Это значит, что ты станешь единственным хозяином.
Он внимательно за мной следил.
- Правильно. За несколько лет я накопил в Реатте огромные запасы продовольствия. На Каллиболе не будет пищи, кроме той, что станет поступать с Земли через ворота, которые контролируем мы.
Все, кто захочет есть, придут к нам. И все будет делаться так, как скажем мы, и никак иначе.
Но хватит ли у Бека пищи, чтобы накормить именно всех? Я в этом сомневался. Даже если предположить, что он не сумеет заразить все города сразу, голодное население составит десятки, возможно, сотни миллионов. Предположим, он оборудует на Земле цистерны, чтобы производить протеин быстрее, чем это может дать выращивание продуктов на почве; но, похоже, сейчас сильнее всего его волнует не забота о каждом, кого он лишает пропитания.
- Нет,- тихо проговорил я.
Взгляд его черных глаз как-то непонятно изменился.
- Что значит нет, Клейн?
Я бросил недокуренную сигарету. В груди было какое-то чувство, которое рвалось наружу.
- Это не то новое государство, которое мы хотели создать, Бек. Ты говорил об освобождении народа от рабства цистерн. О том, чтобы сломать застой. А сейчас мы загоняем города в такие тиски, какие владельцам цистерн и не снились. Как ты это соотносишь со всем тем, что говорил, Бек?
Его правая рука, лежащая на столе, нервно пошевелилась.
- Не будь придурком. Чтобы чего-то достичь, надо быть железным человеком, властелином.
Бек соображал всегда быстрее меня. Так что я понимал, что мне придется все это быстро кончать.
- Не могу тебе этого позволить, Бек,- сказал я.- Извини. Я не ради этого был с тобой столько времени.
Бек гневно на меня посмотрел.
- Ты, сволочь! Ты станешь меня учить, как управлять моей бандой?
Не сводя с меня своих блестящих глаз, он поднялся и вдруг резко бросился к кобуре, которая висела на вешалке на стене. Но мой-то пистолет уже в руке. Я выстрелил. Тяжелая пуля попала ему в грудь и сбила в сторону. Бек упал лицом вниз и больше не шевелился.
Я стоял, глупо держа в руке пистолет, а в ушах все еще звенел шум выстрела. Я чувствовал себя сломленным, подавленным, словно сын, убивший отца, или собака, загрызшая своего хозяина. Мне тогда впервые, сколько я себя помнил, хотелось заплакать.
Я бы этого так и не понял, если бы не то, что произошло со мной в лаборатории Хармена. Те видения расширили мое сознание и заставили посмотреть на все под другим углом. Теперь я ясно понимал, что Беком двигал не альтруистический идеал, а его сугубо личные амбиции. Хотя сами по себе идеи, которые он мне привил, были верны, для него они являлись всего лишь средством прославить себя.
Может быть, одно время он и верил в эти идеи; может быть, он и сам до конца считал, что по-прежнему верит в них. Но под конец он уже зашел слишком далеко, и заявлениям его верить стало нельзя. Если бы он остался жив, то на Каллиболе установилась бы жестокая тирания.
- Привет, Клейн.
Знакомый ровный баритон прервал мои мысли.
Боковая дверь приоткрывалась. За ней показался Бекмат - тот самый Бекмат, которого я только что застрелил и который сейчас лежит на полу!
В голове промелькнуло предупреждение Хармена.
Призрак!
Бекмат вошел в кабинет и ногой перевернул свой труп лицом кверху. Затем он посмотрел на меня, как обычно, лукаво улыбаясь.
- Кажется, на этот раз я тебя недооценил, Клейн.
А может, это одна из тех подсознательных ошибок, о которых говорит Хармен?
- Бек…- попытался сказать я, но издал лишь хрип.
- Не волнуйся из-за этого. Думаю, я действительно разошелся. Теперь сможешь все сделать посвоему. Строго следи за ребятами, Клейн. События держи в своей власти.
Вдруг мне показалось, что он начал наступать на меня, стал расширяться, заполнять все мое поле зрения, и улыбка становилась все более и более странной.