– Не туда сел что ль? – спросил его голос сзади. Антон обернулся. Здоровенный мужик, лет пятьдесят с небольшим, с круглой красной физиономией, видимо из деревенских, стоял в тамбуре и посасывал беломорину.
– Туда… – ответил он ему не сразу и тут же добавил. – А до Москвы доеду?
– До Москвы, говоришь? – спросил мужик, впрочем спросил безо всякого удивления, табачный дым выходил одновременно из его рта и волосатых ноздрей. – А что ж не доедешь. Доедешь. На электричках и до Киева добраться можно.
– Доедешь, Земля ведь она круглая, – добавил второй мужик, так же с круглой физиономией, только гораздо меньше его размером.
– Спасибо! – Антон схватил с пола свою сумку и медленно двинулся внутрь вагона.
Мужики проводили его тупыми бессмысленными взглядами, такими, как, наверняка, провожали до этого тысячи точно таких же странных типов, которых встречали они на своем трудовом, насчитывавшем уже много десятков лет пути от работы к дому.
– Вишь ты, – сказал через минуту один из них другому, смотря на кроссовки удалявшегося парня, – обувь-то у него какая. Как думаешь, доедет он в такой обуви до Москвы-то?
– Доедет! – отвечал другой.
– А до Киева, думаю, не доедет.
– А до Киева не доедет, – ответил другой. На этом разговор и закончился, и оба снова погрузились в то задумчивое полусонное состояние посасывания Беломора, которое сопровождало их поездку от работы до дома четыре последних десятилетия .
Антон быстро прошелся по вагонам в начало поезда и остановился во втором по ходу движения. Народа там было не много. Почти никто не обращал на него внимания, но в каждом взгляде, пойманном на себе, он видел что-то подозрительное. Этот же вагон он выбрал не потому, что здесь было теплее или удобнее (после такой нервной и физической нагрузки тело его буквально пылало изнутри), а потому что все те пассажиры, которые были в вагоне (а их было человек пять – семь) не обратили на вошедшего в вагон странного пассажира никакого внимания. Они спали, укутавшись в курки, читали или отгадывали кроссворды. Одна баба, полная и румяная, копалась в сумке, как понял он уже потом по запаху, пустившему у него слюну, в поисках жареной курицы.
Он опустился на крайнее сиденье и протянул вперед ноги. Белые и распухшие от сырости пальцы неприлично торчали из кроссовок в разные стороны. То, что нога Витьки была меньше его на несколько размеров, он осознал только сейчас. Удивительно, как он вообще умудрился засунуть свои ноги в такие кроссовки, но он вспомнил свое состояние в ту минуту, когда он поспешно натягивал их на ноги и этот вопрос отпал сам собой. Развязав измазанные грязью шнурки, Антон осторожно скинул кроссовки с ног и поставил их на печку под сиденьем. Скоро воздух вокруг наполнился таким невозможным ароматом, что баба с курицей, которая сидела через несколько сидений от него, повела своими ноздрями, потом бросила на него недовольный взгляд, что-то пробубнила себе под нос и отсела на несколько сидений дальше. Но эстетические вопросы в этот момент Антона не интересовали. Он так же скинул с себя промокшую насквозь куртку и положил ее на печь под сиденьем, только в этот раз под своим. Оставались только джинсы, но они уже почти высохли, поэтому делать что-то с ними уже не было никакого смысла. Да и что он мог сделать, не будет же он, в конце концов, сидеть в электричке без портков?!
Дальше он поставил на сиденье напротив сумку и открыл ее. Пара носков. Он снял с себя старые носки и сбросил их на пол. Но от этого запах стал еще резче. Тогда он взял их, приоткрыл форточку и выкинул их куда-то на улицу. Вскоре на ногах оказались новые носки. Футболка. Он снял с себя промокшую рубашку и повесил ее на спинку сиденья рядом. Поверх, на тело, он надел футболку чистую. Пакет, который дал ему Хачик Лёня. Наконец он добрался и до него. Он приоткрыл его и осторожно посмотрел внутрь, в нем лежал еще какой-то пакет. Не доставая его из первого, он засунул туда руку и развернул его. «Вот бли-и-ин!», – вырвалось невольно вслух, вырвалось так громко, что женщина с курицей опять косо на него посмотрела. Он как-то глупо улыбнулся ей, совершенно непроизвольная реакция с его стороны, потом засунул пакет обратно в сумку и прикрыл его чистыми трусами.
Теперь надо было понять, что делать дальше. Вот он выйдет на вокзале в Малой Вишере. Это четверть пути в Москву. Дальше что? Да и Москва. Почему именно туда? Потому что большой город, потому что там он мог слиться и стать незаметным. Вскоре ноги его начали подсыхать. Чистая сухая футболка приятно касалась тела. Нервы стали потихоньку приходить в порядок, а с ними пришли и первые позывы ко сну. Глаза начали медленно закрываться. Несколько раз он ловил себя на мысли о том, что кто-то стоит рядом с ним, может сзади, может метит уже ему прямо в лицо из пистолета. Каждый раз он вздрагивал и оглядывался. Баба уже перестала обращать на него внимание и тоже дремала. Видимо в своем сознании она вынесла его в категорию деревенского идиота, бесполезного и совершенно безобидного. За окном была уже полная темень. Редкими вспышками фонарей проплывали за окном редко попадавшиеся села и станции, в столь поздний час на этом направлении по вагонам не ходили уже ни торговцы, ни контролеры. Лишь голос уставшего машиниста, того, кто в самом начале пути кричал мужикам «не держим двери» лениво повторял названия незнакомых Антону станций. Вскоре сон окончательно им овладел, голова опустилась на сумку, тело вытянулось вдоль сиденья и он, скрутившись калачиком, крепко заснул.