– Понимаю, – наконец ответил он тихо и спокойно, и в этот момент обоим милиционерам показалось, что они увидели слабую улыбку у него на лице.
– А чё ты лыбишься-то, а? – младший сержант приблизился к парню так близко, что тот чувствовал жар от сигареты на своем подбородке.
– А потому что ты… – замолчал он на несколько секунд, замолчал лишь для того, чтобы дать второму парню время окончательно выйти за дверь.
– Потому что я что?… – прошипел ему младший сержант, в предчувствии чего-то в этот раз интересного и тут он действительно не ошибся.
– Потому что ты пидор, – наконец, резюмировал тот и тут же, видимо для окончательной убедительности своего аргумента, отвесил ему всей своей не по-детски увесистой пятерней по физиономии такой шлепок, что сигарета вылетела у него изо рта как трассирующая пуля и угодила прямо в открывшийся в этот момент рот стоявшего в нескольких метрах от них сержанта.
– Да, Андрюша, да, друг мой любезный… – подполковник, невысокий полный мужчина лет пятидесяти с добрым красным лицом, долго и упорно рассматривал фотографию в паспорте и лицо стоявшего перед ним парня. Он кряхтел, он чесал голову, он одевал и снимал очки, но так и не мог поверить, что лицо того, кто смотрел на него с документа и «это» лицо принадлежало одному и тому же человеку. – Как же тебя так угораздило-то? Ведь по-хорошему тебя просили – приди. Ведь вот послушался бы сразу, так ведь глядишь и… и… выглядел бы огурчиком… Так ты ведь нет, не послушал. Так ты, ведь, вместо того, чтобы прийти еще и с милицией начал драться! Да, Андрюша, да, друг мой любезный… А эти-то тоже ведь звери, ведь видят парень молодой, ведь понятно, что испугался, сдурнул, ан нет. Ах, какие звери! Ах, пожаловаться бы на них! Ведь это же никуда не годится. Они тебя там что, по лицу ногами били что ли?
– Пол скользкий, товарищ подполковник, сам поскользнулся и упал, – с улыбкой на опухших губах, прищуривая единственный, не заплывавший полностью глаз, спокойно отвечал ему Антон.
Подполковник вздохнул и покачал головой.
– И много раз ты так падал, друг ты мой любезный?
– Говорят много!
– Ай сволочи, ай звери! Ну ничего, брат, ничего! Ты их тоже там неплохо отмутузил. Младшому, говорят, челюсть выбил, да портки порвал. А у второго ожег горла. Сигарету с испуга сожрал свою, говорят! Да, друг, да… – несколько секунд подполковник помолчал с миной на лице, потом не спеша взял печать, дыхнул на нее пару раз и сильным шлепком поставил штамп в деле, которое лежало у него на столе. – Ну ничего. Слабых армия калечит, а сильных лишь сильнее делает.
Вечером следующего дня на перроне вокзала города Малая Вишера, закутавшись в большую не по размеру куртку, стоял молодой парень. В ожидании последней электрички на Петербург он переминался с ноги на ногу, дышал на замёрзшие пальцы рук и часто оглядывался, будто опасался того, что рядом вдруг может появиться кто-то, кто может вмиг разбить его только что начавшую воплощаться в жизнь мечту. Мысли кружились в его голове быстрым водоворотом. Прошли уж почти сутки, а он так и не мог прийти в себя от событий той ночи и продолжал пребывать в каком-то странном состоянии подвешенной реальности. Временами ему казалось, что за ним следят, казалось, что кто-то устроил с ним какую-то странную игру, которую вот-вот, в любой момент, может быстро закончить. Наконец, ему казалось, что это всё иллюзия, что не было ни вокзала, ни ментов, не было его разбитого носа, этих денег и слов Тохи, сказанных ему в самое ухо там, на грязном полу в зале ожидания. В такие мгновения он крепче сжимал замерзшими пальцами поношенный рюкзак в руке и чувство плотных пачек бумажек с лицами американских президентов внутри снова возвращало его в свой прежний мир.