Но так было не всегда. В жизни Александра были времена, когда у него было много друзей и они были другими. То были друзья, к которым он смело поворачивал спину и слышал за собой выстрел. Только выстрел этот был не в него, а в того, к кому повернулся он лицом. Они все были его ребятами, с которыми он, не жалея ни своей, ни чужой крови, строил империю, они все работали с ним, на него, это не важно, важно то, что все они без исключения готовы были отдать свою жизнь за нечто большее, чем абонемент в гольф-клуб за пятьдесят тысяч долларов в год и вертолетную площадку на яхте, которую он, увидев однажды в действии, сразу окрестил «шлюходромом». Как жаль, что теперь здесь, рядом с любимой женщиной, с видом на голубое море и горы, чувствуя запах цветов и смакуя аромат дорогого вина, он вынужден был слушать бессмысленный треп этого старого богатого мудачья, в жизни которого не было ничего настоящего, кроме двух вещей – шлюх и дорогих автомобилей, на которых они этих шлюх возили по дорогим ресторанам. Но что ж поделать, когда-то он так этого хотел. В конце концов, лучше быть живыми и богатым, чем бедным и мертвым. Да и все его тогдашние друзья… были ли они тогда ему действительно так дороги?
– Кто этот джентльмен? – спросила его как-то Кати на одном из таких ужинов в Монако, организованном в честь дня рождения одной из таких благородных физиономий.
– Кто именно?
– Тот, у которого Patek Phillippe на правой руке и с которым рядом сидит девушка, которую, как мне кажется, я видела в каком-то фильме.
– Ульрик Свиндбек, шведский миллиардер и налоговый резидент здешних мест. Любит молодых актрис и себя.
– А этот… который справа?
– Филлип де Монтонье. Писатель, поэт, художник и вдобавок ко всему – гей.
– О-о-о! Сколько таланта в одном человеке. Ему повезло.
– Повезло… но немного в другом.
– В чем же?
– В том, что он родился, – Александр взглядом, осторожно, так чтобы его не заметили, показал на дряблого старика, который сидел за соседним столом и над которым, сгорбившись в почтительном уважении, стояла сразу три официанта, – сыном вот этого дедули, имя которому…
– Рене де Монтонье, – закончила за Александра Кати.
– Да, Рене, старый хер, Монтонье.
– Каждый человек здесь легенда.
– Но не каждая легенда здесь человек. Послушай, – Александр повернулся к Кати и на лбу его появилась большая морщина. – Как насчет того, что мы дослушаем речь вот этого старого… му… мужчины и поедем в номер? У меня от всего этого как-то уже побаливает голова.
– Еще пол часика, любимый, мне очень интересно посмотреть на этих людей! – Кати нежно провела рукой по вспотевшей не то от жары, не то от напряжения руке Александра и ему не осталось ничего, как ответить «конечно» и бессмысленный его взгляд снова остановился на Филлипе де Монтонье, который декламировал какой-то пассаж из своего величайшего поэтического творения какому-то молодому пареньку, которого, наверняка, планировал затащить сегодня к себе в номер. Что ж, так тоже рождаются легенды.
Но среди всей этой рутины новой его жизни, которая, одновременно, доставляла ему спокойствие, но и какую-то грусть по бесцельно проживаемым им дням, прорвался к нему однажды росток чего-то приятного из его прошлого. И звали его – Лёня.
Это был его день рождения и они, закончив с трапезой, сидели в саду. Дети плескались в бассейне, Кати же с Александром вели на террасе какой-то непринуждённый разговор о Дэне Брауне и о том, как, вообще, можно было писать так ужасно, как делал это он. Кати утверждала, что читать его невозможно, что речь его суха и лишена всякой литературной элегантности, Александр в целом соглашался с ней, но не полностью. Он считал, что читать Дэна Брауна все-таки возможно, но обязательным условием прочтения его считал прочтение в переводе на русский, ибо переводчик в разы улучил качество повествования и что если бы Дэн Браун в конечном итоге взял этот русский его перевод и снова перевел бы его на английский, повествование, да и смысл в некотором роде, от этого только бы выиграли. Кати начала на это возражать, что искажение текста не является его улучшением, так как теряется смысл, который изначально закладывал в него автор, она хотел привести пример со знаменитым гоголевским «Носом», но не успела. В этот момент перед ними появилась Эстела с каким-то красным от возмущения лицом (что было для нее очень нетипично) и трубкой переносного телефона в руке. Причину этого недовольства Александр узнал позже от самого звонившего. Оказывается тот, услышав в телефоне голос «симпатичной и страстной кубиночки», вспомнил сразу все свои познания в испанском языке, назвал ее с первых же секунд mi chica bonita 29 и предложил ей besame mucho 30 с элементами чуть позже «пертедте диспуэс».
– ¡Señor, es pare usted! 31– проговорила тогда Эстела на одном дыхании и резко протянула телефон Александру, как будто хотела избавиться от этого гадости как можно быстрее. Тот взял его без лишних вопросов, хотя они у него были, так как мало кто звонил ему на городской телефон их испанского дома, и поднес его к уху.
– ¡Es Alexander, le escucho! 32
– Чё, б…я? – в трубке послышался какой-то отдаленно знакомый голос и Александр, немного растерявшись, проговорил уже по-русски:
– Я вас слушаю.
– Здорова, мужик! Здоро-о-ва! Как твое ничего там в этом колумбийском вертепе?
– Кто это?
– Лёня это!
– Какой Лёня? – Александр так и не понимал, кто был тот, кто звонил ему.
– Ну блин! Лёня! Хачик Лёня!
Сердце Александра на мгновение замерло, но потом, сорвавшись, быстро заколотилось в груди. Он не слышал о Лёне долгое время и, по правде говоря, считал, что тот уже давно отправился в мир иной. Ему даже казалось, или, скорее, помнилось, будто кто-то ему говорил про то, что был на его похоронах и видел лежавшего в гробу Лёню. Он якобы улыбался и будто даже после смерти посылал всех «на х…й». Но вот Лёня звонил ему и это напрочь выбило его из привычной колеи его теперешней жизни.
– С днюхой тебя что ли, мужик! Не видел тебя уже миллион лет!.. Как живешь, чем дышишь?!
Александр растерялся от этого звонка настолько, что не ответил ему стандартным «спасибо» или чем-то в этом роде, а тихим голосом, будто всё еще не до конца уверенный в том, что он с ним разговаривает, спросил: «а ты разве еще не умер?», на что Лёна, нисколько в свою очередь не теряясь и не обижаясь, ответил: «да я вас еще всех мудаков переживу!»
Этот разговор между ними был за несколько месяцев до того, как Александр приехал в Россию и тогда они договорились о том, что он обязательно позвонит и договориться о встрече с Лёней как только снова приедет в Питер, на что Лёня пообещал «вломить ему п…ды, если он его обманет и поступит как последний п…рас». И Александр исполнил свое обещание во второй же день после прилета в Россию, за несколько дней то того, как началось то, чего он ждал с нетерпением весь год, а именно – охота.