Выбрать главу

Он не заболел ни в тот день, ни на следующий. Но отец его, человек чуткий в этих делах, так как сам в свое время имел немало проблем из-за этой страшной болезни, увидев внешний вид сына и учуяв запах водки, достал из шкафа старый военный ремень, который дал ему, уходя в свой последний бой его фронтовой друг Макар, и несколько раз прошелся им по заднице юного Христофора Колумба. Александр не плакал и не просил прощений. Как в процедурном кабинете он терпеливо стоял посреди комнаты с опущенными до колен штанами и лишь желваки ходили на его лице после каждого удара старого вояки. В тот день в нем умерло что-то по-детски наивное и родилось что-то взрослое. В тот день он понял, что этот мир полон опасностей, но одновременно и кучи интересных вещей, совокупность которых и представляла собой ту взрослую жизнь, в которую ему так сильно хотелось окунуться. В тот день, стоя с опущенными портками посреди комнаты, всё еще чувствуя легкое головокружение не то от гулявшего по заднице «Макара», не то от водки, он понял одну важную вещь – не стоит идти дальше, если лед под ногами уже начал ломаться.

Эти слова Володи услышал он много лет спустя, когда он, с измазанным кровью лицом, выполз к каменистому берегу северной части острова. «Добро, Саня, как и зло, всегда к человеку возвращается». Как жаль, что этот урок усвоил он тогда хуже всего.

1.

Прошло много лет и детство его осталось далеко позади. Прожил ли он счастливую жизнь и был ли счастлив спустя все эти годы? Пожалуй, что прожил, и, пожалуй, что был. Даже в свои шестьдесят с лишним он чувствовал себя так, как будто ему было каких-то тридцать. Его мужественное, всегда чуть загорелое лицо, с отбеленными как январский снег зубами, его всегда идеально обточенные и обработанные ногти, копна густых темных волос, которые он начал подкрашиваться лишь несколько лет назад, его подтянутый плоский живот, который он, подходя иногда к зеркалу, не без усилий, конечно, и не без задержки дыхания, подработав контрастностью до того состояния, когда появлялись кубики, в очередной раз отправлял с комментарием в виде гантели и руки с напряженным бицепсом в Инстаграмм. Конечно, он не выглядел на тридцать. Да и на сорок, признаться, тоже не выглядел. Его взгляд, его поза, выражение лица выдавали в нем господина все-таки не самых юных лет. Но что поделать, он не мог обратить время вспять, да и мальчиком, при всем его статусе, смотреться ему тоже не очень-то и хотелось.

Несмотря на его возраст, его здоровью и форме могли позавидовать многие. На это он тратил немалую часть своего времени. Раз в неделю он совершал поездку на велосипеде, которую иногда заменял на пробежку по улицам и паркам утренней Барселоны, раз в два дня посещал зал, где жал на грудь шестьдесят килограммов (немного, конечно, но у него и не было планов на губернаторство в Калифорнии) и не переставал удивлять этих «мажоров» своей способностью подтягиваться. Сходу он мог сделать пятнадцать раз. За один заход! В теории, он мог бы и больше. Но как оказалось – только в теории. Однажды (к счастью, в зале в это время почти никого не было) он попытался проверить предел своего организма и шел уже на восемнадцатое подтягивание, не совсем, конечно, уже чистое, дрыгая при этом ногами, как пойманная за шею курица, кряхтя, морщась, силясь изо всей силы дотянуть свой подправленный пластическим хирургом подбородок к планке. Она была уже вот-вот совсем рядом, совсем чуть-чуть, последний рывок, последнее усилие и опять он, Санек, Саня, Санчоус (как называл он иногда самого себя) сломает все стереотипы, лишится оков, вырвется за пределы условностей этого мира, прорвет границы чего-то там, как говорилось в брошюре одного из элитных залов, которая попалась ему на глаза совсем недавно, но… увы… прорыв хоть и произошел, но совершенно не в том месте, где он его ожидал. «Э-э, полегче, батя», – проговорил ему вдруг организм диким гудением в животе на восемнадцатом разу, и как бы в подтверждение своих слов, он вдруг выкинул перед ним такую штуку, после которого он в спешном порядке, бочком, слегка нагнувшись и придерживая свои уже испорченные тренировочные штаны Bosco, был вынужден ретироваться в уборную, озираясь по сторонам и радуясь только одному – в столь ранний час в зале был лишь он и пара каких-то незнакомых ему залетных дрищей.