Александр засмеялся и в этот раз смех его казался уже искренним.
– Давайте уже завершим это! – Диана испуганно посмотрела на него, потом на Мишу. – Сколько уже можно всё это слушать и видеть?
– Нет уж, я хочу увидеть это представление до конца. Ведь это же весело! Встретить такого кадра – большая редкость. Молодец, Ди!
– А ты там чё, блин?! – Андрей перевел свой пьяный взгляд на Диану. Она отвернулась, не в состоянии выносить его. – Чё ты там подпеваешь им, а? Ты чё, на стороне его, а? Сама же мне говорила, что я симпатичный и что мы там с тобой завтра это… как его… ну, в общем… – Андрей вдруг понял, что эту тему луче на развивать в присутствии всех и замолчал, но все поняли то, о чем он не договорил.
– Интересно, интересно! – Александр продолжал смеяться. Слова о молодости, конечно, задели его, но обижаться на него после всего этого было бы верхом не уважения к самому себе. – Расскажи нам свои планы, Диана. Что ты ему завтра обещала?
– Ничего! – отрезала та.
– А и в правду, Диана. Давай отмочи этому старому пердуну, что ты мне сказала!
– Молчи! Ей богу молчи!
– А-а-а, Дианка! – Андрей покачал измазанным в рыбе и икре пальцем перед ее лицом. – Молчишь! Ссышь, да, блин?! А ведь я нравлюсь тебе как мужик, а? И это ты еще туда не заглядывала, – здесь он как-то нескромно кивнул куда-то вниз, в направлении стула. – Ну ничего… скоро я тебя с ним познакомлю…
– Меня тошнит от тебя, от одного вида только твоего! От твоей небритой, вечно грязной физиономии, от твоего запаха изо рта, от пота, от этой твоей привычки нажираться всегда и везде! – вырвалось у Дианы совершенно непроизвольно. До самого последнего момента она пыталась сдержаться, но не получилось и ее буквально прорвало. В этот момент ее губы дрожали, взглядом своим она буквально испепеляла красную, пьяную физиономию Андрея.
– А, пшла ты на хер, подпевала отцовская! – Андрей схватил бокал с виски, который ему в очередной раз поставил Миша, и несколькими мощными глотками осушил его. Он начал приподняться из-за стола, видимо желая куда-то уйти, но тут же рухнул обратно. В этот раз его уже никто не держал, алкоголь без чьей-либо посторонней помощи лишил его ног силы. Он попытался что-то сказать, что-то в свое оправдание, но вместо слов изо рта его вырвалась лишь громкая отрыжка. Он понял, что это было не совсем красиво, эти несколько минут он вообще всё понимал, но способность говорить и двигаться он утратил почти окончательно. Он слышал чьи-то голоса, чувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его за плечи. Он пытался рвануться вверх, пытался крикнуть что-то, но снова послышалась отрыжка и снова его обессиленное тело упало вниз, на стул. И в этот раз упало уже окончательно.
16.
В первые минуты после того, как он очнулся, ему казалось, что его тело принадлежит не ему. Он попытался поднять вверх руку, но она не поднималась, попытался приподнять ногу, но она оставалась неподвижной. Он хотел что-то сказать, что-то прокричать или хотя бы прошептать, но язык лишь вяло прополз по рту и беспомощно вывалился наружу. Он не мог сделать ничего. Нейроны его головного мозга продолжали отсылать команды частям тела, но эти команды либо были дефективными, либо просто не доходили до своих целей, путаясь и теряясь где-то в закоулках отравленной алкоголем нервной системы.
Он открыл глаз. Сначала правый. Расплывчатая картина посталкоголического импрессионизма – какой-то размытый желтый свет среди полной тьмы. Он кашлянул, потом рыгнул и язык, будто поняв наконец команду пропитанного спиртом мозга, улиткой залез обратно в рот.
– К-к-какого… какого хе-е-ра? – прорычал он, но голос его, не родной, а какой-то хриплый, прозвучал очень громко и голова от этого затрещала как переспелый арбуз, в который кто-то воткнул тупой нож. Он открыл второй глаз. Стереоизображение улучшило картинку, но ей все равно было далеко до HD качества обычного состояния. Через несколько минут появилась и возможность двигаться. Сначала робкие движения пальцами правой руки или левой (на какой именно он пока не мог понять), а потом и нога, она слега отодвинулась в сторону. – Какого хера?!.. – снова проговорил он, и, превозмогая боль, поднял голову над поверхностью на которой лежал.
Он был в комнате, какой-то небольшой и темной. Тут не было окон, не было столов, стульев, диванов, не был фотографий этих старых пердунов на стенах, не было ничего. Он лежал на каком-то грязном полу, без подушек, матрацев, без всего. Он перевернулся на живот и попытался встать. Рука коснулась чего-то вязкого и влажного. «Кровь», – первое, что подумал он, но более длительный анализ показал, что это была лишь его рвота.