Но она не такая. На ней очки, и она все еще в контактных линзах, скрывающие от меня ее настоящий цвет глаз.
Я с неохотой отпускаю ее горло и стягиваю толстовку через голову. Ее грудь мягко подпрыгивает, розовеющие пики дразнят меня, поэтому я хватаю их и тяну ее за них.
Она задыхается, затем стонет, когда мои губы вновь находят ее губы, а я продолжаю щипать ее соски, выкручивая их так же сильно, как сосу ее язык.
Она дрожит, я понимаю, от предвкушения или чего-то еще, не могу сказать, и в данный момент я не нахожусь в том душевном состоянии, чтобы сосредоточиться на этом.
Все, что меня волнует, это то, как она дрожит в моих руках, ее язык неуверенно облизывает мой, даже когда она не может выдержать мой темп и ее хныканье становится все громче.
— Ах. — она пытается отстраниться, ее очки запотевают. — Нокс... сделай что-нибудь.
— Что-нибудь?
— Что угодно...
Ее голос с придыханием, низкий и такой возбужденный, что я чувствую его по ее груди, где я сжимаю ее напряженные, пульсирующие соски.
— Это не будет, что угодно, это будет грязно и мокро. Я завладею тобой и твоей киской на полу, и буду трахать так грубо, трахать как следует, пока все, что ты сможешь это только кричать.
— Х-хорошо...
Ее голос едва шепчет, а может, хнычет, но это единственное подтверждение, в котором я нуждаюсь.
Отпустив один из ее сосков, я срываю очки и отбрасываю их в сторону. Ее глаза, ее фальшивые карие глаза опущены и едва открыты. Но она смотрит на меня. Как и тогда в кабинете, она смотрит только на меня. Словно я единственный, кто существует в мире.
Словно я единственный, на кого она может смотреть.
Часть меня хочет протянуть руку и вытащить линзы и увидеть настоящие глаза, настоящие, которые я запомнил глубоко в своей душе. Но побеждает самая логичная часть, та, которой должно быть все равно, какие глаза настоящие. Они мне не нравятся в первую очередь.
Глаза.
Это та часть лица, вызывающая наибольшее презрение. Это то, от чего мы с Ти пытались убежать, но так и не смогли, даже после того, как освободились.
Поэтому я хватаю Анастасию за бедро и переворачиваю на живот. Она задыхается, звук эхом отдается в маленькой квартирке, ее голова поднимается, вероятно, чтобы посмотреть на меня, но я хватаю ее за волосы и прижимаю к полу.
— Оставайся в таком положении.
Слышно ее тяжелое дыхание, и я чувствую, как она напрягается подо мной, но вскоре расслабляется, упираясь щекой в пол.
Будто мое бессердечное, жестокое обращение — это нормально, и она принимает его.
Будто... она мне доверяет.
Черт возьми.
Какого хрена она мне доверяет, когда я обещал причинить ей боль? Я ощутил, что она была мазохисткой в ту первую ночь, но разве это все еще относится к этой категории?
Но, несмотря на себя, какой-то уголок внутри радуется этому факту, тому, что она доверяет мне настолько, чтобы отпустить, хотя она не из таких.
Когда она явно скрывает так много дерьма и является маленькой обманщицей.
Мои пальцы цепляются за ее трусики, стягивают их, и она раздвигает ноги, позволяя мне устроиться между ними, будто я всегда был здесь. Между ее гребаных ног.
Отбрасывая трусики, моя рука находит ее мокрые складочки.
— Хм. Такая ахуенно мокрая. Обещание грубого секса возбудило тебя, красавица?
Она ничего не говорит, но я получаю ответ, когда ее соки покрывают мои пальцы и стекают между ее бедер.
— Скажи мне, что ты сегодня принимала противозачаточные.
— Я на уколах.
— Спасибо, блядь.
— Ты не собираешься... использовать презерватив?
Она пытается повернуть голову, но я держу ее.
— Теперь, когда я попробовал твою киску без защиты, я не собираюсь возвращаться к использованию барьера.
Я хватаю ее запястья и фиксирую их у нее на пояснице, затем использую их и свою хватку на ее затылке как рычаг, входя в ее узкое тепло одним безжалостным движением.
Блядь.
Я пришел сюда с обещанием насилия, даже мести, но в тот момент, когда ее стенки сжимаются вокруг меня, я словно выхожу на другой уровень существования.
На тот, где существуем только мы двое.
Она стонет, и звук обрывается, когда я выхожу до упора, а затем вхожу сильнее, на этот раз так же яростно, как мои тени.
Мои пальцы сжимаются на ее шее, и я вхожу и выхожу из ее киски со скоростью, на которую даже не знал, что способен. Небрежные звуки ее возбуждения заставляют меня продолжать и продолжать, а шлепки плоти о плоть раздаются по квартире.
Я трахаю ее как безумец, от которого нет лекарства, будто это последний секс в моей жизни, будто она мой приз, и я должен получить ее в последний раз.