Но как же развлекались курочки и петушки, помимо хороводов и хорового кудахтанья? Вот тут мы подошли к самой главной, рожденной еще в яичной скорлупе мечте всего курино-петушиного племени.
Над площадью хлопал по ветру огромный транспарант:
«МЫ НЕ ВЕРИМ, ЧТО КУРИЦА – НЕ ПТИЦА! НЕ НАДО НАС ДУРИТЬ! НЕ НАДО, НЕ НАДО, МЫ БУДЕМ ЛЕТАТЬ!»
И некоторым это удавалось – полететь. Не так уж и далеко, разумеется… На Площади Яйца высился дощатый помост, куда взбирались самые отчаянные петушки, а случалось – и курочки. Перед опасным экспериментом следовало обязательно получить справку у знаменитого врача Куропата – ибо, как было сказано, и у курицы есть сердце… Выдержит ли оно? «Выдержит», – накладывал свою резолюцию Куропат и очередной счастливчик, размахивая полученной справкой, мчался на Площадь Яйца.
С гортанным квохтаньем отчаянные петушки и наиболее раскованные курочки бросались вниз, бешено вращая крыльями, и приземлялись в спасительные опилки. Тут же к очередному претенденту на установление рекорда подбегал выборный арбитр и замерял дальность полета. Новый рекорд сопровождался невообразимым, восторженным гоготом собравшихся на площади зрителей. И вот уже новый смельчак шествует на помост в погоне за славой, петушится, хорохорится перед опасным деянием…
Но самая большая очередь была не здесь, а поодаль. И тоже – под огромным, впечатляющим плакатом, только на этот раз – не текстовым, а рисованным, жанровым.
В левом нижнем углу этого шедевра изобразительного искусства автор (все тот же художник Мазокур) поместил дряблого, как студень, до омерзения бледного и голого гройлера (по-здешнему – бройлера), который со вселенской завистью смотрел вверх. А там, в верхней части плаката, гордо, с романтическим выражением лица, парил в синем небе стройный петух с перетянутым петлей животом. В петухе этом нетрудно было узнать самого автора плаката – Мазокура, который, правда, в реальной жизни был вовсе не таким уж романтичным.
Что же рекламировал столь высокохудожественный плакат?
Итак, самая большая очередь всегда выстраивалась здесь, возле «Канатной Орбиты» – так кур-щавельцы называли свой излюбленный аттракцион. На противоположных концах площади были вкопаны два высоченных столба, а между ними провисал длинный-предлинный канат. Отстоявший очередь кур-щавелец нетерпеливо взбегал по лестнице на вершину столба, набрасывал себе на пузо петлю-ремень и… катил, повиснув под канатом, раскинув крылья. Впечатление от полета было потрясающим, а главное – для этого не требовалось ровно никаких усилий, не в пример прыгунам с помоста. А уж длина этого полета в подвешенном состоянии, его долгота превышали все мыслимые и немыслимые рекорды храбрецов-прыгунов.
– Просто не куры, а попугаи какие-то, – недовольно проворчал доцент Петел, глядя, как по лестнице на столб карабкается очередной, весьма упитанный петух – тот самый обжора Кочет, что заказал Мазокуру возбуждающий аппетит натюрморт. – Вы помните, коллега Алектор, как появился этот позорный аттракцион? А?
– Помню, помню, – отмахнулся профессор, лишь бы отвязаться от назойливого доцента.
– А то, если вдруг по старости своей забыли, так я расскажу, освежу вам память, – продолжал издеваться над профессором и заодно – над всеми прочими соотечественниками доцент Петел. – Прослышали наши умники в Кур-Щавеле, что в Империи Бройлеров дирижабль построили. Из гудрона. На канате в небесах держится. Вот потому-то и стали у бройлеров этот самый гудрон в немеряных количествах закупать, чтоб, значит, самим такой же дирижабль соорудить.
– Вот как? – непритворно удивился Алектор. – Так вот, оказывается, в чем историческая подоплека всей этой нелепости с закупками гудрона…
– В этом, в этом, уверяю вас, – затряс клювом Петел. – Да только не учли, что у них, у бройлеров – тех-но-ло-гии, а у нас – одна только лохань с пшеном. Ну и свален теперь этот гудрон на задворках города.
Алектор возмутился:
– Вы же позиционируете себя как яростного патриота, курофила! И так превозносите достижения бройлеров, унижая при этом достоинство ваших же сограждан. Вы все-таки опять поменяли ориентацию? Признайтесь.
– Доля самокритики требуется каждому обществу, на каждой стадии его развития, – заученно прокудахтал Петел.
– А, я понял, кто вы, – надменно посмотрел на него Кур-Ратор наук. – Знаете, в нашем лесу есть грибы, грузди называются?
– Отлично знаю. Даже ем иногда отварными с овсяной кашей.
– Вот и славно. А есть еще так называемые подгруздки – они вроде бы и похожи чем-то на настоящие грузди, а клюнешь – совсем вкус другой… Но все равно – какой-то похожий, если вдумчиво въесться.