– Ну, демократическая республика – это слишком громко сказано. – Франклин покачал головой. – До этого нам еще далеко. Когда мы узнали, что Англия и ее король навсегда потеряны для нас, мы попытались сделать лучшее, что могли. Каждая колония в той или иной мере уже имела свою систему правления. И оставалось только одно – создать высший орган, который решал бы вопросы всеобщего благополучия. Тори настаивали на необходимости найти короля, но это не удалось. Ни короля Георга, ни кого-либо из Ганноверской династии на тот момент не осталось в живых, а если кто и остался, то затерялся где-то в потаенных уголках Германии, которой, по всей видимости, управляет сейчас Москва. Никаких сведений от них к нам не поступило. И кроме того, Америка так далека от понятия голубой крови, здесь нет ни одного человека, кто мог бы похвастаться королевской родословной, никому и в голову здесь не придет падать ниц перед своим собратом. Поэтому мы решили, что будем созывать Континентальный парламент. Я сам заседаю в Палате общин, но все же считаю, что этот орган правления временный.
– О, поздравляю. И что, эта система правления работает?
– Ну, во-первых, эта система ужасно несовершенная. Но со временем, я думаю, она будет работать лучше, при условии, что мы победим всех наших врагов.
Вольтер наклонился вперед и возбужденно воскликнул:
– И королей?!
– Зачем нам их побеждать, у нас их и так нет. Мы здесь стали такими либералами, думаю, время королей действительно прошло. Мы наконец-то поняли, что они нам не нужны.
– И я это слышу от тебя?
– Что ты имеешь в виду? Я познакомился с тобой в тот момент, когда тебя по приказу короля изгнали из Франции, где ты успел до этого посидеть в тюрьме. И, насколько я помню, никаких чувств, кроме презрения, ты к монархии тогда не испытывал.
Вольтер пожал плечами:
– Насколько я понимаю, вопрос не в том, чего мы с тобой хотим. Ни один король не может править страной, если народ не дает ему на то своего позволения. И сдается мне, народу крайне нужно, чтобы за него решали, что ему делать, и чтобы был кто-то, кого он потом сможет обвинить во всех своих бедах и несчастьях.
– Возможно, какие-то народы именно так и живут, но у англичан есть природная склонность к либерализму, и, я думаю, здесь, в колониях, она проявилась наиболее полно.
– Ты так думаешь? – почти резко спросил Вольтер. – Ну что ж, в соответствии с методом Ньютона мы должны будем подвергнуть эту гипотезу тщательной проверке.
Не успел Франклин открыть рот и спросить, как нужно понимать его слова, раздался стук в дверь.
– Кто там? – крикнул Франклин.
– Это я, – послышался женский голос.
Толкнув незапертую дверь, в лабораторию вошла Ленка Франклин. Она убрала прядь темно-каштановых волос, выбившуюся из-под кружевного чепца и закрывавшую один глаз. Ее необыкновенно умные ярко-синие глаза вспыхнули, остановившись на Вольтере.
– Ленка! – воскликнул Франклин. – Входи, пожалуйста, и познакомься с моим старым другом. Господин Вольтер, позвольте представить вам мою жену Ленку.
– О, enchante[10], мадам, – произнес Вольтер, низко кланяясь. И не успела Ленка ничего ответить, как он быстро подошел к ней и поцеловал в губы. Она отступила назад и залилась краской. – Так в Англии принято знакомиться с женщинами, – пояснил ей Вольтер. – Мне это нравится больше, нежели французская манера целовать дамам ручки.
– А мне не нравится, сэр, – ответила Ленка, к которой вернулось самообладание. – Я с такой манерой незнакома, и она меня смущает.
– О дорогая, примите мои извинения, – произнес Вольтер, по-волчьи оскалившись. – Позвольте в таком случае… – Он потянулся к ее руке.
– Вот теперь я вижу, Бенджамин, у кого ты учился манерам обращаться с женщинами, – сказала Ленка, ловко отдернув руку. Она повернулась к Вольтеру. – Сэр, вы можете гордиться своим учеником. Когда мы с Бенджамином впервые встретились, он обращался со мной точно таким вот образом. И то, что мы встретились с ним второй раз, было просто каким-то чудом.
– Еще раз прошу прощения, мадам, насколько я могу судить по вашему милому акценту, вы не англичанка и не француженка.
– Вольтер, Ленка родом из Богемии. Мы познакомились с ней при дворе Карла Шестого.
– Как повезло тебе оказаться именно при этом дворе, смею заметить! Я даже не представлял, что на почве Священной Римской империи могут произрастать такие прекрасные розы.
– Мсье, а не прекратите ли вы соблазнять мою жену, – остановил его Франклин.
– Ах, простите, – сказал Вольтер, прикладывая руку к груди. – Но какая это трагедия – мгновенно влюбиться в жену своего дражайшего друга!..
– Еще большая трагедия случится, – перебила его Ленка, демонстрируя свой очаровательный акцент, – если я утону в меду вашей лести. Поэтому, прошу вас, прекратите ее источать.
Франклину ее протест показался не совсем искренним.
– И кроме того, – продолжала Ленка, – я пришла сюда сказать Бенджамину, что его просят прийти в Законодательное собрание.
– Зачем?
Ленка удивленно взглянула на него:
– А разве ты не слышал?
– А что я должен был слышать?
– О! – воздел палец кверху Вольтер. – Я как раз хотел тебе рассказать.
– Ну так что? – Франклин нетерпеливо переводил взгляд с жены на Вольтера.
– А ты разве не слышал, как тут колокола трезвонили? – спросил Вольтер.
– Слышал. Не в твою ли честь они звонили, Вольтер? Может быть, оповещали город о твоем прибытии? И меня теперь приглашают на праздничную церемонию по случаю приезда в наш город французского остряка?
– Нет, такая шумиха не в мою честь, прибыла более важная персона – Джеймс Фрэнсис Эдуард Стюарт.
– Джеймс? Претендент?
Вольтер кивнул.
– Похоже, у вас будет свой король, – растягивая слова, произнес он.
5
Ловушка
– Встань! – приказала Адриана, поразившись, насколько хрипло прозвучал ее голос. – Прояви себя или умри.
Неясная тень поднялась.
– Это я, мадемуазель, – послышался женский шепот. – Пожалуйста, не прогоняйте меня. Я не знаю, куда еще мне податься.
Адриана подняла задвижку алхимического фонаря, стоящего у изголовья. Спальня осветилась тусклым светом.
– Елизавета?
Все стало понятно. У цесаревны был ключ, и стража не осмелилась ее остановить. Девушка вновь опустилась на пол. На ней было все то же платье из красного бархата, в котором она танцевала на балу, но только все в пятнах, мокрое и рваное. Черные волосы растрепаны, лицо заплаканное.
– Господи, что случилось? Вы в одном платье и в таком состоянии. Между дворцом и Академией почти лье.
– Я бежала, мадемуазель. Я не могу… они убьют меня или заключат в монастырь! Пожалуйста, защитите меня!
Адриана встала с постели, накинула шелковый халат и опустилась на колени подле цесаревны.
– Успокойтесь, – прошептала Адриана. – Успокойтесь и расскажите, что случилось.
В дверь постучали прежде, чем Елизавета успела что-либо ответить.
– Адриана, это я, Вероника. Мне нужно срочно поговорить с тобой.
– Ты одна? – спросила Адриана.
– Да, но боюсь, это ненадолго.
– Тогда входи.
Дверь открылась, вошла Креси. Она тоже была в бальном платье, но поверх успела накинуть перевязь со шпагой. В руке – крафтпистоль. Она одним взглядом окинула спальню и находившихся в ней двух женщин, закрыла дверь и заперла ее на засов.
– Ради бога, объясните мне, что случилось? – воскликнула Адриана.
– Государственный переворот, – просто ответила Креси. – Цесаревна, с вами все в порядке? Они не причинили вам вреда?
– Нет. Я в порядке, – ответила Елизавета.
Ее трясло, и Адриана испугалась, не простудилась ли она.
– Переворот устроили Долгорукие и Голицыны, – сказала Креси. – Они захватили дворец.
– А Меншиков?
– Заключен в тюрьму. Они ждали, когда все опьянеют. Вначале завязалась драка, но она быстро закончилась. Большинство из охраны Меншикова состояли в заговоре. – Она покачала головой. – В этом нет ничего хорошего. Ни я, ни Эркюль ничего не знали об этом, равно как и наши агенты. – Она кивнула в сторону Елизаветы. – Они ищут ее повсюду.