"Ну и что теперь делать?" – со стоном спросил самого себя Франклин.
Он нашел Томаса Нейрна, который решал, как не допустить, чтобы аппарат, если ему вдруг вздумается, поднялся в воздух и улетел.
– Вы знаете этого Прайбера? – устало спросил Франклин.
– Кое-что слышал о нем. Но когда приехали чероки, не мог понять, он это или нет, – ответил Томас.
– Кажется, этот Прайбер считает, что чероки нам вовсе не друзья.
Нейрн нахмурился:
– Я ничего подобного не слышал. Ануанека, который возглавляет их делегацию, сказал мне, что чероки на нашей стороне.
– А этот Анау… ну, в общем, этот парень, он индеец? Он вождь этого племени?
– Вождь, но не самый главный. Он еще очень молодой, но раньше у него было право говорить от имени верховных вождей, думаю, это право есть у него и сейчас. Я не знаю, что этот немец имеет в виду. – Нейрн усмехнулся. – Но, полагаю, вам имеет смысл с ним поговорить, мистер дипломат.
– Полагаю, имеет смысл. У нас есть человек, который говорит по-русски? Нужно допросить пленного пилота.
– У нас есть еще один пленник.
– Улер? Да, но разве мы можем доверять его переводу? Нужно еще кого-нибудь найти. Он может просто присутствовать, пока Улер будет переводить.
– Ясно, нужна проверка. Какой вы все-таки хитрый, мистер Франклин!
– Знаю. Но не могу сказать, что высоко ценю в себе это качество, – угрюмо ответил Франклин.
Он заметил, что Вольтер все это время неотступно следовал за ним.
– Пойдем, – сказал Франклин философу. – Кажется, мне потребуется твоя помощь.
Прайбер был невысокого роста и, как и пленный пилот, чем-то походил на кобольда. В помещении в своем наряде индейца он выглядел еще глупее, напоминая придворного, нелепо вырядившегося по случаю бала-маскарада.
– Что хотите нам поведать, мистер Прайбер?
– Хочу изложить утопическую идею, мистер Франклин.
– О, как интересно, – сострил Вольтер. – У одной моей кузины лицо в прыщиках, и рисунком они напоминают карту Перу, но чтобы по ее лицу ориентироваться на местности… – Он замолчал и многозначительно посмотрел на замысловато выбритую голову Прайбера. – Это и есть ваша утопия?
Между бровей Прайбера собралась складка, свидетельствовавшая о сдерживаемом раздражении.
– Простите, сэр, не имею чести…
– Вольтер к вашим услугам.
– Автор "Эдипа"?
– Если кто-то должен принять на себя хулу за это творение, то я готов.
– Вы заговорили об утопии, мистер Прайбер, – тихо заметил Франклин. Он сомневался, правильно ли поступил, что попросил Вольтера принять участие в этом разговоре.
– Да. Полагаю, вы оба согласитесь со мной, что Старый Свет сам себя сталкивает в пропасть.
– Неужели там все так безнадежно плохо? – осторожно спросил Франклин.
– Я очень долго верил, нет, даже мечтал, что можно построить более совершенное общество. Я знаю, что вы оба, – мне известно, кто вы, мсье, – тоже размышляли над тем, как сделать жизнь людей лучше. Я искал пути, еще находясь на родине, и обнаружил, что люди, живущие в сельской местности, – простые и честные, чтящие традиции своих предков, – почти совершенны по сравнению с городскими жителями и брызжущими желчью придворными. Но даже и над ними, несмотря на перемены последних лет, слишком тяготеет груз прошлого. Старый Свет безнадежно испорчен.
Франклин пожал плечами:
– Когда я там был, у меня сложилось мнение, сходное с вашим.
– Я думаю, вы согласитесь со мной, что в Новом Свете, где так много возможностей, мы могли бы построить страну – империю – на основе справедливости и целесообразности. Но нам никогда не удастся это сделать, если мы будем руководствоваться традициями Старого Света и следовать его порокам. Я уверен, что мы могли бы научиться жить по-новому. Я поверил в это, как только прочитал о них, впитав в себя нравы народов, населяющих этот континент и никогда не знавших ярма тиранов.
Франклин кивнул. Он начал чувствовать симпатию к молодому человеку.
– Мне часто приходила в голову мысль, что индейцы пользуются весьма разумной системой правления.
– Разумной, но не совершенной. Но ее можно усовершенствовать! – с воодушевлением воскликнул Прайбер.
– И как вы намерены это сделать, мистер Прайбер? – спросил Франклин с некоторой осторожностью.
– Во-первых, я человек действия. Когда на Европу обрушились бедствия, я понял: время пришло. Я бы еще долго сомневался и откладывал, если бы все было более или менее спокойно. Но глупость и жестокость правительства Саксонии, где я в то время жил, подтолкнули меня к принятию решения. Мне стоило больших трудов добраться сюда, корабли не хотели плыть к берегам Нового Света. Но три года назад мне все же посчастливилось устроиться матросом на один из них.
– Какой верный ход. Вы отправились на поиски Эльдорадо, не так ли?
Франклин услышал сарказм в вопросе Вольтера. Но Прайбер его не заметил.
– Эльдорадо? Нет смысла потакать собственной жадности и тратить время на поиски золота Эльдорадо. Надо не искать, а строить. Хотя, признаюсь, меня увлекли рассказы о Новой Андалузии, о цикории, который первые переселенцы нашли в этих землях. Но этот сказочный край оказался не чем иным, как землями чероки, поразившими меня тем, в какой гармонии человек живет с природой; именно о таком устройстве человеческой жизни я и мечтал. В итоге я прибыл сюда и поселился с индейцами, чтобы понять, что такое хорошо и что такое плохо. Я привез с собой практические знания и многому научил их, и они прониклись ко мне уважением. И когда я заговорил с ними о лучшей жизни, мои рассказы увлекли их. Короче говоря, джентльмены, в Теллико верховный вождь сделал меня своим премьер-министром и дал мне право помогать в создании своего рода рая на земле, какой и вообразить трудно.
– Не могли бы вы, мистер Прайбер, в нескольких словах описать этот сказочный рай?
– В нескольких словах не получится. Но все свои соображения я изложил в форме небольшой книжки, она помогает понять мой замысел.
– Но вы же сами сказали, что у нас нет времени.
– Это верно, поэтому я постараюсь обрисовать основные принципы этого нового общества. Основополагающий принцип заключается в том, что все люди равны – чероки, маскоки, немцы, англичане, французы. В совершенном государстве не будет различий между людьми разных национальностей и различного цвета кожи, будет единый народ.
– Очень прогрессивно, – заметил Вольтер.
Его слова хотя и прозвучали скептически, но направление мысли ему явно нравилось.
– Все должно делаться и решаться совместно, – продолжал Прайбер. – Не будет никакой единоличной собственности – что принадлежит одному, то принадлежит всем. Вы понимаете, какой глубокий смысл в этом заложен? Это принцип справедливого разделения власти и богатства, этого не было в Старом Свете, что в конце концов его и погубило. Париж пал – рухнул колосс на глиняных ногах, – народ не выдержал бремени, не смог более удовлетворять непомерные прихоти знати. Уничтожьте возможность существования богатства, и вы тем самым уничтожите возможность существования бедности. – Он все больше воодушевлялся и оттого всем телом подался вперед. Пальцы его, словно молоточки, барабанили по столу. – Даже женщины будут общими. Ни один мужчина не сможет назвать какую-нибудь одну женщину своей женой. И дети будут воспитываться сообща, и таким образом они потом весь народ будут считать своими родителями.
Франклин посмотрел на Вольтера, пытаясь сообразить, как в таких случаях подобает отвечать дипломату. Он откашлялся и изобразил на лице улыбку:
– Мистер Прайбер, я отчасти согласен с вами: алчность и счастье редко живут под одной крышей, и скорее всего не мы владеем богатством, а оно заставляет нас ему служить. Ваша идея о равенстве звучит привлекательно, я считаю, что источником многих бед являются погрязшая в пороках правящая аристократия и незаслуженные привилегии.
Прайбер возбужденно закивал.
– А что же будет с промышленностью, ростом благосостояния, тяжелым трудом, если в новом обществе не будет происходить никаких изменений к лучшему? Не получится ли так, что лентяй будет жить за счет труженика? А что касается идеи общности всех женщин, я скажу так: на моем веку мне не раз приходилось делить женщину с другими мужчинами, и каждый раз ничего хорошего из этого не выходило.