— Ради чего, Вероника? — спросила Адриана, наблюдая за кружащимися над водой чайками. — Николас, Эркюль, мой сын… ради чего они отдали свои жизни?
— Чтобы мы могли любоваться этой красотой. — Креси простерла руку к горизонту.
Адриана потерла холодную, как камень, руку.
— Ради этой красоты? Возможно, придет время, и я все пойму, а пока…
— Думаю, ты уже поняла. Твоя собственная жертва свидетельствует о том.
Адриана удивленно посмотрела на нее:
— Моя жертва? Какая жертва? Я просто делала выбор. Но за мой выбор платили другие.
— Надеюсь, ты не собираешься снова распускать нюни.
Адриана покачала головой:
— Не буду, ты права. Мой сын умер во имя прекрасного будущего. Эркюль отдал жизнь за более совершенный мир. Господи, и я сделаю все, чтобы их смерть не стала напрасной. Поэтому я попросила принести меня сюда, я хочу все вспомнить и обдумать.
— Вот видишь, у тебя уже есть все ответы, и я тебе не нужна.
— Ты мне нужна, Вероника, нужна всегда, и здесь, и в иной Вселенной.
Вероника отвела взгляд в сторону. Она покраснела?
— Как ты думаешь, после того как ты изменила мир, мужчины стали другими? — спросила Креси после короткой паузы.
— Сомневаюсь. Чтобы изменить сердце и ум человека, тончайших изменений в гармонии планетарных связей недостаточно…
— Нет, ты не поняла, я имела в виду, станут ли мужчины другими… в постели. Увеличится, например, их сила и выносливость. Удовольствия они будут доставлять больше или меньше?
Адриана тихо рассмеялась:
— Три дня мы живем в преображенном мире, и мне с трудом верится, что ты не успела проверить это на практике.
— Ну… я размышляла. Вдруг в переделанном мире… — Она нахмурилась. — Вдруг я снова стала девственницей?
Адриана засмеялась и взяла подругу за руку:
— Мы все стали девственными, Вероника.
— Вот черт.
Красные Мокасины смотрел на неподвижное тело Тага, его душили слезы.
— Я хочу, чтобы его похоронили как чокто, — сказал он, обращаясь к Минко Чито. — Как воина.
— Если ты все подготовишь, мы так и сделаем, — ответил вождь.
— Я подготовлю.
— Верно, этот на холло был тебе хорошим другом.
Красные Мокасины коротко кивнул и окинул взглядом вещи Тага — абордажная сабля, кинжал, амулет, который он ему когда-то сделал.
Минко Чито ушел, и он заговорил с мертвым телом Тага, покоившимся на деревянном ложе.
— Вот твои вещи, — тихо произнес он. — Они могут понадобиться тебе в твоем долгом путешествии, поэтому я оставляю их тебе. Когда твоя плоть сгниет, я позову мастера, он очистит кости, и мы отнесем их в Дом Воинов. И тогда ты станешь свободным, ты сможешь плавать по желанным тебе морям. — Он помолчал. — Прости, друг, я больше никогда не смогу назвать тебя по имени. Но мне этого очень хочется, хотя у тебя было странное имя.
Попрощавшись с Тагом, Красные Мокасины вернулся к костру, где его ждала Горе. Опустившись на землю, он молча уставился в огонь, отмахнулся от миски с едой, которую принесла ему девушка.
— Поговори со мной, — попросила она. — Три дня ты со мной не разговариваешь.
— Я отвезу тебя домой, если ты этого хочешь, — сказал Красные Мокасины.
— Мой дом там, где ты.
— Ты меня не знаешь. Ты знаешь, кем я был, но я уже не тот. Я не великий змей и даже не Красные Мокасины племени чокто. Я проклятый.
— Ты человек, — сказала Горе. — Хороший человек. В тебе жил дьявол, но ты все равно был хорошим человеком.
— Я не знаю, кто я. Я знаю только одно: мне нечего тебе предложить. Всю жизнь я был хопайя. Я никогда не учился быть хорошим охотником, мне это было не нужно. У меня нет дома, нет имущества, ничего нет.
— А, ты хочешь взять жену из чокто, чтобы приобрести дом и имущество? Я понимаю. У меня тоже ничего нет, и ты хочешь от меня избавиться.
— Нет, ты меня не поняла.
— Объясни.
— Я больше не чувствую своей тени. Она спрятана от меня. Я был чудовищем, делал чудовищные вещи. Но я больше не могу идти этой тропой… А новую я не вижу.
— Я не буду притворяться, будто поняла, что случилось с твоей тенью… но для меня земля и небо остались прежними. Вода не изменила своего вкуса. И мои чувства мне не изменили. Твой народ нуждается в тебе. Ты понимаешь белых людей как никто другой. У тебя есть знания, чтобы постичь изменившийся мир. И постичь его — твой долг. Ты трус, если бежишь от этого.